18.7.44
Наверное, какие-то письма погибли во время воздушных налетов на Мюнхен? Получил ли ты письмо с двумя стихотворениями? Я отослал его вечером, в нем был кое-какой подготовительный материал на теологическую тему. В стихотворении «Христиане и язычники» есть одна знакомая тебе мысль, ты ее узнаешь. «Христиане с Богом в Его страдании», это отличает христиан от язычников. «Неужели вы не можете пободрствовать час со Мной?»—спрашивает Иисус в Гефсиманском саду. Это отречение от всего того, что религиозный человек ожидает от Бога. Человек призывается к соучастию в страданиях Бога в обезбоженном мире.Он, таким образом, действительно должен жить в безбожном мире и не имеет права пытаться посредством религии как-то прикрыть обезбоженность мира, просветлить ее; он должен жить «по-мирскому», именно так он соучаствует в страданиях Бога; он имеет право жить «по мирскому», иными словами, он избавлен от ло жных религиозных связей и помех. Быть христианином не значит быть религиозным на тот или иной манер, строить из себя праведника или грешника, кающегося или святого; быть христианином значит быть человеком; Христос творит в нас не какой-то тип человека, но просто человека. Христианином человек становится не в религиозном обряде, а участвуя в страданиях Бог в мирской жизни.
В этом и заключается «метанойя»,—не думат прежде всего о собственных бедах, проблемах, грехах, страхе, но дать увлечь себя на путь Иисус Христа, в мессианское событие, чтобы исполнилось пророчество Исайи (гл. 53)! Отсюда «веруйте в Евангелие, в Благую Весть» или же (у Иоанна указание на «Агнца Божия, понесшего грехи мира» (Ин 1,29). (Между прочим, А. Иеремиас недавно заявил, что «Агнца» можно переводить с арамейского и как «раба». Здорово, если учесть Ис 53!)
Это вовлечение в мессианские страдания Бог в Иисусе Христе осуществляется в Новом Завете различными путями: призванием учеников к следованию за Иисусом; застольным общении с грешниками; «обращением» в узком значении слова (Закхей); деянием великой грешницы (Лк 7 что совершается без всякого исповедания rpexoв, исцелением больных (см. Мф 8,17); принятием детей. И пастухи и мудрецы с Востока стоят у яслей не как «обращенные грешники», а просто потому что они—такими, какие они есть—были привлечены яслями (звезда). Сотник из Капернаума, не совершающий никакого исповедания грехов, выставляется как образец веры (ср. Иаир). Богатого юношу Иисус «любит». Евнух (Деян 8), Корнилий (Деян 10)—все что угодно, но только не существа над пропастью. Нафанаил—«израильтянин, в котором нет лукавства» (Ин 1,47); и, наконец, Иосиф из Аримафеи, женщины у гробницы. Общее у них одно—участие в страданиях Бога во Христе. Это их «вера».
Никакой религиозной методики, «религиозный акт» есть только часть; «вера» же есть нечто целостное, жизненный акт. Иисус призывает не к новой религии, а к жизни. Но на что похожа эта жизнь? Эта жизнь соучастия в бессилии Бога в мире? Об этом напишу в следующий раз, будем надеяться.
Добавлю только: если хотят говорить о Боге не как «религиозные люди», то нужно говорить о Нем так, чтобы тем самым обезбоженность мира не прикрывалась, а напротив, вскрывалась, и чтобы благодаря этому мир внезапно предстал в неожиданном освещении. Совершеннолетний мир безбожнее несовершеннолетнего, но именно поэтому, наверное, ближе к Богу.
Прости меня, все это сказано ужасно тяжеловесно и плохо, я это чувствую... Почти каждую ночь мы просыпаемся в 2.30 пополуночи. Время это плохое, и в чем-то сказывается на умственном труде.
Христиане и язычники
Люди к Богу приходят, когда они в беде, молят о помощи, просят счастья и хлеба, избавления от болезней, вины и смерти.
И так поступают все, все—христиане и язычники.
Люди к Богу приходят, когда Он в беде, находят Его в нищете, позоре, без крова и хлеба, видят Его подвластным греху, бессилию и смерти. Христиане с Богом в Его страданиях.
Бог приходит ко всем людям, когда они в беде, насыщает плоть и душу своим хлебом, умирает на Кресте за христиан и язычников, и прощает тех и других.
21.7.44
Сегодня хочу послать тебе лишь краткий привет. Я знаю, ты так часто и много думаешь о нас, что любая весточка тебя порадует, хотя бы и пришлось на время прервать теологические разговоры; ты будешь просто знать, что мы живы. Теология постоянно занимает меня, но бывают часы, когда довольствуешься жизнью, не думая о ней, и веруешь, не рассуждая. И тогда обыкновенное чтение библейских лозунгов на текущий день приносит радость, как это, например, было вчера и сегодня; а потом еще вспомнишь прекрасные песни Пауля Герхардта, и—счастлив тем, что имеешь.
За последние годы я все больше научаюсь видеть и понимать глубокую посюсторонность христианства. Не homo religiosus, а человек, просто человек—вот что такое христианин, как Иисус был человеком в отличие, скажем, от Иоанна Предтечи. Разумею не пошлую посюсторонность людей, «знающих жизнь» и умеющих в ней устраиваться, но глубокую посюсторонность, которая крепко стоит на ногах и, хотя и знает о смерти и воскресении, никогда не отрывается от земной действительности. Таким посюсторонним человеком был, как мне кажется, Лютер.
Помню, тринадцать лет назад в А. у меня был разговор с одним молодым священником-французом. Речь зашла о самом простом—чего бы мы хотели, каждый из нас, добиться в своей жизни. Он сказал: мне хотелось бы стать святым. (Очень возможно, что он им и стал.) Тогда меня это крайне поразило. Тем не менее я ему возразил, сказав, что я, мол, хотел бы научиться веровать,— или что-то в этом роде. Прошло немало времени, прежде чем я сообразил, какая это глубокая разница. Я думал, что смогу научиться вере, если сам постараюсь вести жизнь, близкую к святости. Итогом этого пути и была, собственно, моя книжка «Следование за Христом». Теперь-то я отчетливо вижу, сколько в ней было опасного, хотя мое отношение к ней не изменилось.
Позже я понял—и продолжаю постигать по сей день,— что только в полной посюсторонности жизни и можно научиться веровать. Когда наконец раз и навсегда откажешься от претензий сделаться «чем-то»—будь то претензия стать святым или грешником, обратившимся на путь истинный, или церковным деятелем, праведником или нечестивцем, больным или здоровым,—а ведь это я и называю посюсторонностью—жить в гуще задач, вопросов, успехов, неудач, жить, копя опыт и поминутно убеждаясь в своей беспомощности,—вот тогда-то и очутишься всецело в руке Божией, тогда ощутишь по-настоящему не только свою боль, но боль и страдание Бога в мире, тогда вместе с Христом будешь бодрствовать в Гефсимании, и я думаю, что это и есть вера, это и есть «метанойя». Тогда только и станешь человеком, христианином. Вспомни у Иеремии 45-ю главу. Можно ли обольщаться успехами или сходить с ума от неудач, если здесь, на земле, страдаешь одним страданием с Богом!
Что я имею в виду, тебе понятно, хотя я выражаюсь кратко. Я благодарен за то, что мне дано было это уразуметь, и я знаю — я смог понять это лишь потому, что ступил на путь, по которому иду ныне. Оттого я спокоен и с благодарностью думаю о прошлом и нынешнем. Может быть, тебя удивит такой исповедальный тон. Но если тянет высказаться—то кому же, как не тебе!.. Пусть Бог ведет нас рядом сквозь эти времена; но главное, да приведет Он нас к себе.
Твой привет меня особенно порадовал. Рад, что у вас там не так жарко. От меня ты должен получить еще много приветов. Не ехали ли мы с тобой в 36 году почти тем же маршрутом? Прощай, будь здоров и не давай остыть надежде, что скоро мы все встретимся.
ЭТАПЫ ПУТИ К СВОБОДЕ
Дисциплина
Пустившись в путь на поиски свободы, научись сперва дисциплине чувств и души, чтобы страсти и твоя плоть не бросали тебя то в одну, то в другую сторону. Пусть целомудренными будут твой дух и твое тело, всецело покорные тебе самому и послушные на пути к цели, поставленной перед ними. Только через дисциплину можно постичь тайну свободы.
Дело
Не все, что угодно, но лишь правое дело творить, лишь на него отваживаться, не витать в возможностях, но смело браться за реальное, свобода не в полете мыслей, но лишь в деле. Выйди из пугливых колебаний в бурю событий, ведомый лишь заповедью Божией и верой твоею, и свобода, ликуя, примет твой дух.
Страдания
Чудесное превращение. Сильные, деятельные руки твои скованы. Без сил, в одиночестве зришь ты конец твоего дела. Но вот ты вздыхаешь с облегчением и передаешь правое дело спокойно, утешенно в более крепкую руку и успокаиваешься. Лишь на мгновение прикоснулся ты, блаженно, к свободе, а вслед за тем отдаешь ее ты Богу, чтобы он завершил ее со славою.
Смерть
Приди же, верховный праздник на пути к вечной свободе, смерть, разрушь тягостные цепи и стены нашего бренного тела и нашей ослепленной души, чтобы наконец мы увидели то, что здесь нам не дано было видеть. Свобода, тебя искали мы долго в дисциплине, в деле и в страдании. Умирая, познаем мы теперь в Божием лике тебя саму.
Д[орогой] Э[берхард]! Я написал эти строки сегодня вечером за несколько часов. Они довольно сыроваты; но может быть, они все-таки порадуют тебя хоть немного и пусть они будут для тебя чем-то вроде настоящего подарка ко дню рождения! От всего сердца поздравляю.
Твой Д.
Сегодня утром увидел, что стихи нужно еще раз полностью переработать. И все-таки пусть они придут к тебе в первозданном виде. Я ведь не поэт!
25.7.44
Я пишу тебе теперь с радостью столько раз, сколько возможно, потому что я надеюсь также, что ты всегда рад что-нибудь получить. Обо мне лично не могу сказать ничего интересного... В последние ночи нашему району снова досталось. Под вой бомб я все время думаю: какие это пустяки по сравнению с тем, что переживаешь ты у себя. Меня часто приводит в ярость жалкое поведение некоторых людей здесь в таких ситуациях; они совершенно не задумываются о том, каково другим. Здесь же всегда нужно только перетерпеть несколько минут опасности...Я дочитал «Записки из Мертвого дома». Там, конечно, сказано очень много умного и доброго. У меня не выходит из головы его утверждение (которое у него, без сомнения, не пустая фраза), что ни один человек не может жить без надежды и что люди, по-настоящему утратившие все надежды, часто дичают и озлобляются.Здесь остается открытым вопрос, можно ли между надеждой и иллюзией поставить знак равенства. Разумеется, нельзя недооценивать значения иллюзии для жизни; но для христиан, наверное, речь может идти лишь о том, чтобы надежда была обоснованной. И если уж иллюзия обладает такой силой в жизни людей, что поддерживает ее, то насколько велика должна быть сила, которой обладает абсолютно обоснованная надежда для жизни, и насколько непобедима такая жизнь. «Христос, наша надежда»—в этой формуле Павла сила нашей жизни. Меня сейчас поведут на прогулку. Несмотря на это, я заканчиваю письмо, чтобы оно было отправлено еще сегодня. Прощай! Я каждый день с благодарностью и верностью думаю о тебе!
27.7.44
... То, что у тебя сейчас столько хлопот, создает также и внутреннюю разрядку; мне, во всяком случае, так бы казалось.Твоя формулировка нашей теологической темы проста и ясна. Вопрос о том, как может существовать «естественное» благочестие, является вместе с тем и вопросом о «неосознанном христианстве», который занимает меня все больше и больше. Лютеранские догматики различают fides directa и fides reflexa. Они связывают это с так называемой детской верой, при крещении. У меня возникает вопрос, не затронута ли здесь весьма широкомасштабная проблема. Но об этом, возможно, когда-нибудь в другой раз.
28.7.44
... Ты считаешь, что в Библии о здоровье, счастье, силе и т. п. говорится довольно редко. Я еще раз обдумал это серьезно. Во всяком случае, для Ветхого Завета это не так. Промежуточным теологическим понятием в Ветхом Завете между Богом и счастьем и т.д. человека является, на мой взгляд, понятие благословения. Разумеется, в Ветхом Завете, как, например, у патриархов, речь идет не о счастье, а о Божием благословении, включающем в себя все земные блага. Это благословение означает, что Бог претендует на всю земную жизнь, а потому оно содержит все обетования. Считать, что ветхозаветное благословение преодолено в Новом Завете, означало бы разделять распространенное спиритуализованное восприятие Нового Завета. Но случайно ли то, что, указывая на возможность злоупотребления Евхаристией («Чаша благословения...» 1 Кор 10,16, 1 Кор 11,30), Павел говорит о болезни и смерти, что Иисус исцеляет людей, что ученики Иисуса ни в чем не испытывают недостатка? Нужно ли противопоставлять ветхозаветному благословению—крест? Так поступал Кьеркегор. В результате крест или страдания превращаются в некий принцип, а вот отсюда-то и проистекает нездоровый методизм, лишающий страдание характера конкретной реализации божественного Промысла. Надо сказать, что и в Ветхом Завете праведники, удостоенные благословения, много страдают (Авраам, Исаак, Иаков, Иосиф), но нигде (в том числе и в Новом Завете) в связи с этим не выводится взаимоисключающей оппозиции: счастье—страдание или благословение—крест. Различие между Ветхим и Новым Заветами в этом отношении заключается, по-видимому, лишь в том, что в Ветхом Завете благословение включает в себя также и крест, а в Новом Завете крест включает в себя также и благословение.
Еще кое-что по совершенно иному поводу: не только дело, но и страдание есть путь к свободе. В страдании кроется освобождение, ибо человек получает право передать дело своей жизни в Божий руки. В этом смысле смерть венчает человеческую свободу. Является человеческое дело предметом веры или нет, зависит от того, понимает ли человек страдание как продолжение своего дела, как завершение свободы или нет. Мне кажется это очень важным и очень убедительным.У меня все хорошо. О семье также ничего нового не могу сообщить. Ханс совсем слег—у него застойный дифтерит. Но, кажется, есть надежда на быстрое выздоровление. Прощай, не теряй бодрости, а мы тоже постараемся; радуйся, как и мы, в предвкушении радостной встречи!
НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ ПО РАЗЛИЧНЫМ ПОВОДАМ
Джордано Бруно: «Вид друга может нагнать совершенно особый страх, ибо ни один враг не может нести в себе столько ужасающего, как он»,—ты что-нибудь понимаешь? Я старался изо всех сил, но так ничего и не понял. Может быть, под «ужасающим» подразумевается опасность предательства (Иуда), таящаяся во всякой тесной близости людей? Спиноза. Страсти побеждаются не разумом, но лишь более сильными страстями.
Сущность и преимущество сильных личностей в том, что они могут ставить великие коренные вопросы и ясно формулировать свою позицию по отношению к ним. Слабые же всегда вынуждены выбирать между альтернативами, предложенными не ими.
Уж так мы созданы, что совершенство навевает на нас скуку; всегда ли так было, не знаю. Но я иначе не могу объяснить, почему Рафаэль, как и Дантов «Рай», оставляют меня равнодушным. Ни вечные снега, ни вечно голубые небеса меня также не вдохновляют. Я искал «совершенства» в человеческом, живом, земном, т. е. не в аполлоническом, но и не в дионисийском или фаустическом началах. Во всех смыслах я за средний, умеренный климат.
Потусторонность—это не бесконечная даль, но то, что ближе всего. Крайняя серьезность всегда содержит крупицу юмора.
Сущность целомудрия—не в отказе от чувственного наслаждения, но в целостной ориентации жизни на одну цель. Если она отсутствует, то целомудрие неизбежно становится смехотворным. Целомудрие—предпосылка ясных и продуманных мыслей.
Смерть—величайший праздник на пути к свободе.
Ради Бога, извини меня за эти претенциозные сентенции! Это все обрывки несостоявшихся разговоров, а потому ты должен их знать. Если человек, подобно мне, вынужден существовать лишь в сфере мысли, то ему приходит в голову архиглупейшая идея—письменно запечатлевать свои случайные мысли!
3.8.44
... Скоро ли вы снова переберетесь на новое место? и куда? Я хотел бы знать, прочитал ли ты мое стихотворение. Очень длинное стихотворение (рифмованное) «Ночные голоса в Тегеле» ты прочитаешь как-нибудь позднее. К письму я прилагаю набросок одной работы. Не знаю, сможешь ли ты почерпнуть отсюда что-нибудь; но думаю, тебе будет ясно, что я имею в виду. Надеюсь, что мне достанет покоя и сил написать ее. Церковь должна выйти из состояния застоя. Нам необходимо снова вдохнуть свежего воздуха духовной схватки с миром. Мы не должны бояться произносить даже спорные вещи, но только в том случае, если при этом затрагиваются жизненно важные проблемы. Я ощущаю себя «современным» теологом, который тем не менее еще хранит в себе наследие «либеральной» теологии, и чувствую свой долг поднимать такие проблемы. Среди более молодого поколения найдется немного теологов, сочетающих в себе и то и другое. Как мне была бы необходима твоя помощь. Но даже если мы лишены возможности поговорить и уточнить неясные моменты, у нас остается еще молитва, а ведь только с ней можно начать и осуществить всякую подобную работу.
Я прочитал о «тропической жаре» в Италии. Тебе очень тяжело?.. В семье ничего нового. Я всегда рад, когда могу так написать. Прощай!
НАБРОСОК КНИГИ
Мне бы хотелось написать работу (не более 100 страниц) в 3 главах:
1. Существующее положение в христианстве.
2. Что же такое христианская вера?
3. Выводы.
В 7 главе нужно будет осветить следующее:
а) Факт совершеннолетия человека (в духе сказанного прежде); защита человеческой жизни от «случайностей», «ударов судьбы»; если исключить их невозможно, то можно хотя бы снизить опасность. «Институт страхования» (который хотя и живет за счет случайностей, тем не менее стремится сделать их не такими болезненными) как европейское явление; цель—выйти из зависимости от природы. Прежде природа преодолевалась работой души, у нас же—всевозможными техническими средствами. Нам непосредственно дана уже не природа, а организация. Эта защита от угроз со стороны природы порождает новую угрозу жизни, теперь уже со стороны самой организации.Нехватка душевных сил! Вопрос в том, что защищает нас от угрозы со стороны организационных структур? Человек снова предоставлен самому себе. Он со всем справился, но только не с самим собой. От всего он может застраховаться, но только не от людей. В конце концов все сводится к человеку.
б) Безрелигиозность человека, ставшего совершеннолетним. «Бог» как рабочая гипотеза, как лазейка для выхода из затруднительных положений, стал ненужным (в духе сказанного прежде).
в) Евангелическая церковь: пиетизм— последняя попытка сохранить евангелическое христианство как религию; лютеранская ортодоксия, попытка сохранить церковь как институт спасения; Исповедующая церковь: теология откровения; против мира; вокруг нее «объективный» интерес к христианству; искусство, наука в поисках своих истоков. Общие проблемы в Исповедующей церкви: выступление в защиту «дела» церкви и т. д. при недостатке личной веры в Христа. «Иисус» исчезает из поля зрения. Социологический аспект: отсутствие влияния на широкие массы; дело крупной и мелкой буржуазии. Сильная обремененность тяжелыми унаследованными идеями. Главное: церковь защищает себя. Никакого риска за других.
г) Мораль народа. Показать на примере сексуальной морали.
Глава 2а) Обмирщенность и Бог.
б) Кто есть Бог? Не в первую очередь универсальная вера в Бога, во всемогущество Бога и т. п. Это не подлинный опыт богопознания, а кусочек продолженного мира. Встреча с Иисусом Христом. Опыт того, что здесь задано обращение всего человеческого существования в том, что Иисус «существует только для других». То, что Иисус «существует только для других», есть трансцендентный опыт! Только из свободы от себя самого, из «существования для других» вплоть до смерти вырастает всемогущество, всеведение, всеприсутствие. Вера есть причастность к этому бытию Иисуса. (Вочеловечение, крест, воскресение.)
Наше отношение к Богу не есть «религиозное» отношение к высшему, могущественному, всеблагому существу—это не настоящая трансцендентность; наше отношение к Богу есть новая жизнь в «существовании для других», в причастности к бытию Иисуса. Не бесконечные, невыполнимые задачи, но ближний, причем всякий раз тот, кто рядом,— это и есть трансцендентность. Бог в обличье человека! Не в обличье животного, как в восточных религиях,—нечто чудовищное, хаотическое, далекое, нагоняющее ужас; но и не в облике абстрактных понятий Абсолютного, метафизического, бесконечного и т. д.; но и не греческий богочеловеческий персонаж «человека в себе», нет, а «человек для других»!—вот почему Распятый. Человек, живущий из трансцендентности.
в) Исходящая отсюда интерпретация библейских понятий (сотворение мира, грехопадение, примирение, покаяние, вера, vita nova, последние вещи).
г) Культ (об этом подробнее позже, особо о культе и «религии»!).
д) Во что мы действительно веруем? Т. е. к чему привязаны в нашей жизни? Проблема Apostolikum? Во что я должен верить?—это ложный вопрос, устарелые вопросы межконфессиональных полемик; лютерано-реформатские (частью и католические) противоречия уже не являются подлинными. Разумеется, их можно в любое время торжественно вытаскивать на свет, но толку от них уже никакого. Доказать это нельзя, нужно просто решиться исходить из этого. Доказать можно лишь то, что христианская библейская вера жива не благодаря этим противоречиям и от них не зависит.
Барт и Исповедующая церковь способствуют тому, что люди укрываются за бастионом «церковной веры», и никто честно не задает вопроса и не выясняет, во что же, собственно, человек верит. Поэтому и в Исповедующей церкви атмосферу не назовешь свободной. Ответ, что дело, дескать, не во мне, а в церкви, есть попросту поповская отговорка, она так извне и воспринимается. Такое же положение и с указанием диалектической теологии на то, что я не распоряжаюсь своей волей, а потому не могу просто так сказать, во что я верую. Все эти мысли, как ни справедливы они были бы на своем месте, не освобождают нас от необходимости быть честными по отношению к нам самим. Мы не можем просто отождествлять себя с церковью, как это делают католики. (Кстати, видимо, здесь кроется причина распространенного убеждения в неискренности католиков.) Итак, во что же мы действительно веруем? Ответы в подпунктах б), в), г).
Глава 3. Выводы.
Церковь только тогда является церковью, когда это церковь для других. Чтобы положить начало, она должна всю свою собственность раздать нуждающимся. Пасторы должны существовать исключительно за счет добровольных приношений общины или же иметь какую-нибудь мирскую профессию. Церковь должна участвовать в выполнении мирских задач общественной жизни, не господствуя, но помогая, служа. Она должна сказать людям всех профессий, что такое жизнь со Христом, что означает—«жить для других».
Прежде всего наша церковь должна ополчиться против пороков превозношения, поклонения силе, зависти и иллюзионизма как корней всякого зла. Она должна выступить за умеренность, подлинность, доверие, верность, постоянство, терпение, дисциплину, смирение, неприхотливость, скромность. Она не имеет права недооценивать значения человеческого «образца» (ведущего начало от человеческой природы Иисуса и столь важного для Павла!); не благодаря понятиям, но благодаря «образцу» ее слово обретает значимость и силу. (Об «образце» в Новом Завете я напишу еще отдельно! Эта идея у нас практически утрачена!)
Далее, пересмотр проблемы «вероисповедания» (Apostolikum); пересмотр теологии межконфессиональных споров; пересмотр системы подготовки к церковному служению и самого служения.Все это изложено в очень сыром виде и чересчур общо. Но мне важно попытаться высказать просто и ясно некоторые вещи, которых мы охотно избегаем. Удастся ли эта попытка—другой вопрос, в особенности без обсуждения. Я надеюсь послужить этой работой делу церкви и ее будущему.
10.8.44
... То, что воспоминания уже не «питают» тебя, я понять могу. Но сила воспоминаний всегда исходит из силы благодарности. Именно в такие времена нужно постараться сосредоточиться в молитве на благодарности. Главное, нельзя давать власти над собой минутным впечатлениям, нужно сохранять в сознании значительные мысли и все ими поверять. Это доступно лишь горстке людей, потому-то людей так трудно переносить. Ведь не злоба, а слабость людская сильнее всего искажает и унижает человеческое достоинство. Выносить это можно лишь исходя из очень глубокого сострадания. Впрочем, все в руках Бога.Я работаю сейчас над тремя главами, о которых писал тебе. Все именно так, как ты говоришь: «познание» есть самая увлекательная вещь на свете, поэтому сейчас я весь поглощен работой.
14.8.44
... Едва ли есть чувство, дающее больше радости, чем ощущение, что можешь приносить какую-то пользу людям. При этом главное вовсе не в количестве, а в интенсивности. Ведь в конце концов именно человеческие отношения и есть самое главное в жизни; тут уж ни современный «человек, нацеленный на преуспеяние», ничего не изменит, ни полубоги, ни безумцы, которые ничего и не знают о человеческих отношениях. Сам Бог дает нам возможность служить Ему в сфере человеческого. Все остальное приближается к «hybris». Разумеется, чересчур рассудочная забота о человеческих отношениях, о значении людей друг для друга (что я почувствовал, кстати, недавно в письмах Габриель! фон Бюлов-Гумбольдт) может привести к нереалистичному культу человеческого. В противоположность этому я говорю здесь о том простом факте, что в жизни люди важнее для нас всего остального. Это, конечно, не означает, что можно пренебречь миром вещей и материальных достижений. Но что для меня самая прекрасная книга, или картина, или дом, или поместье по сравнению с моей женой, моими родителями, моим другом? Так, однако, может говорить лишь тот, кто нашел людей в своей жизни. Для многих наших современников человек ведь воспринимается лишь как часть мира вещей. Это проистекает оттого, что им просто недоступно переживание человеческого. Мы должны быть счастливы, что в нашей жизни были щедро наделены этим переживанием...Я часто наблюдал, что все сводится к тому, какие требования человек предъявляет к себе самому. Многие губят себя тем, что довольствуются посредственным и так, может быть, быстрее достигают чего-нибудь; им ведь нужно преодолеть меньше препятствий. Я воспринял как сильнейший воспитательный фактор в нашей семье, что мы должны были преодолевать столько препятствий (в отношении объективности, ясности, естественности, такта, простоты и т. д.) перед тем, как сформулировать собственные высказывания. Я думаю, что ты на первых порах тоже это у нас почувствовал. Порой требуется довольно много времени, чтобы взять такой барьер, причем иногда, наверное, приходит в голову мысль, что успеха можно было бы достичь гораздо легче, меньшими усилиями, просто обойдя эти препятствия...Не все наши желания, но все свои обетованияБог исполняет, это значит, что Он остается Господом земли. Он хранит свою Церковь, Он дарует нам постоянно новую веру, возлагает на нас бремя, которое мы способны вынести, и ведет нас лучшим и кратчайшим путем к себе. Он делает это, за что мы должны воссылать Ему хвалу.
21.8.44
Я еще раз прочитал лозунги (Числа 11, 23; 2 Кор 1, 20) и немного помедитировал над ними. Видимо, главное здесь—«в Нем». Все, что мы по праву можем ожидать от Бога, вымаливать у Него, все можно найти у Иисуса Христа. К тому, что должен был бы и мог бы содеять Бог, каким мы Его себе представляем. Бог Иисуса Христа не имеет никакого отношения. Нам следует постоянно и надолго со спокойствием погружаться в жизнь, слова, дела, страдания и смерть Иисуса для того, чтобы понять, что Бог обещает и что Он исполняет. Нет сомнения, что нам дано жить всегда вблизи Бога и в Его присутствии и что жизнь эта для нас означает абсолютно новую жизнь; что для нас уже нет более ничего невозможного, ибо для Бога все возможно; что без воли Божией нас не в силах затронуть ни одна земная власть и что опасность и нужда лишь приближают нас к Богу; несомненно, что мы ни на что не должны претендовать, но все-таки можем молить обо всем; несомненно, что мы во всем этом пребываем в общности, которая нас поддерживает. На все это Бог в Иисусе произнес «Да» и «Аминь». Эти «Да» и «Аминь» есть та твердая почва, на которой мы стоим. В эти бурные времена мы то и дело упускаем из виду, почему, собственно, стоит жить. Мы думаем, раз тот или иной человек живет, то значит, есть смысл и для нашей жизни. Но в действительности же дело обстоит так: если уж земля сподобилась того, что по ней ходил человек Иисус Христос, если жил такой человек, как Иисус, то тогда и только тогда для нас, людей, имеет смысл жить. Если бы не жил Иисус, то жизнь наша была бы бессмысленна, несмотря на всех остальных людей, которых мы знаем, почитаем и любим. Возможно, что мы иногда упускаем из виду важность и назначение нашего призвания. Но нельзя ли выразить их в простейшей форме? Ведь небиблейское понятие «смысл» есть лишь перевод того, что Библия называет «обетованием».Чувствую, как бессильны эти слова подействовать так, как они хотели бы подействовать, я имею в виду: наперекор одиночеству вдохнуть в тебя твердость, радостное чувство и уверенность. Этот день рождения, проведенный в одиночестве, взаправду не будет для тебя потерянным, если он побудит тебя еще раз проверить те основания, на которых ты собираешься строить свою дальнейшую жизнь. Мне часто очень помогало воспоминание вечерами о всех тех, о ком я знал твердо, что они молятся за меня—от детей до взрослых. Думаю, что многим из того, что мне удалось в жизни, я обязан молитвам знакомых и незнакомых людей.
Еще вот что: в Новом Завете часто говорится—«будьте сильными» (1 Кор 16, 13; Еф 6, 10; 2 Тим 2, 1; 1 Ин 2, 14). Не представляют ли людские слабости (глупость, несамостоятельность, забывчивость, трусость, тщеславие, нетвердость перед лицом подкупа и соблазна и т. д.) большую опасность, чем злоба? Христос делает людей не только «добрыми», но и сильными. Грехи по слабости—это настоящие человеческие грехи, грехи сознательные, преднамеренные—от дьявола (и, видимо, тоже «сильные»!). Надо будет еще поразмыслить над этим.
Прощай, будь здоров и не теряй уверенности...
23.8.44
...Прошу тебя, не беспокойся обо мне; но не забывай молиться за меня, хотя ты, конечно, не забываешь этого! Я настолько уверен в Промысле, в том, что пребываю в руках Божиих, что надеюсь всегда сохранять эту уверенность. Ты не должен сомневаться в том, что я с радостью и благодарностью иду путем, который мне указан. Моя прошлая жизнь преизбыточествовала свидетельствами Божией доброты, вину перекрывает всепрощающая любовь Распятого. Больше всего благодарности я ощущаю к тем людям, которых я повстречал, и мне бы хотелось только, чтобы они не печалились обо мне, а всегда были бы уверены в доброте и всепрощении Бога и благодарили за это. Прости уж, что я об этом пишу. Пусть у тебя из-за этого не возникнет ни мрачных мыслей, ни тени беспокойства; хотелось бы, чтобы ты в самом деле сохранял только хорошее настроение. Мне просто уже давно хотелось высказать это, но я не знал, на кого бы возложить это бремя, чтобы он действительно мог слушать только с радостью...Получил ли ты еще очень сырое, но в своем содержании волнующее меня стихотворение «Свобода»? Я работаю теперь над главой «Существующее положение в христианстве». К сожалению, я чувствую, что моя продуктивность попадает в зависимость от курения; на мое счастье, меня хорошо снабжают из самых разных источников, так что дело движется. Иногда мой текст пугает меня, особенно в первой, критической части. Поэтому я уже рад, когда могу написать и нечто позитивное. Но все очень нуждается в обсуждении и на бумаге часто выглядит слишком топорно. Ну, что поделать, о печатании сейчас ведь все равно нет речи. А позднее надо непременно пропустить все через «фильтр»! С рукописью много возни, так как, на мой взгляд, она очень неразборчиво написана (я ведь, как это ни смешно, при сочинении могу писать только готической скорописью, а кроме того—поправки!). Посмотрим, может быть, я перепишу все снова...Желаю тебе от всего сердца и впредь сохранять спокойствие, как внешнее, так и внутреннее. Храни тебя Бог, и да хранит Он нас всех. Пусть пошлет Он нам скорую и радостную встречу. С благодарностью и верностью в каждодневной молитве вспоминающий тебя
твой Д.
