ВОПРОСЫ РЕДАКЦИИ

1) Следует ли буквально воспринимать библейское описание грехопадения?
2) Противоположны ли христианская вера и любовь к свободе? Ваше отношение к теологии освобождения?
2) Чем опасно тщеславие?

Манфред Брокманн, пропст ЕЛЦ УСДВ

1) Это хорошо, что грехопадение - тоже тема проповеди  воскресения Invocavit, 5.3. 17. Там сказано, как актуально действия Грехопадения в нашем м иире. Кстати: мы всегда разделяем истрию человечества так " до грехопадения - после грехопадения"... Проповедь к Incovti Манфред Брокманн

2) Любовь к свободе и христианская не противоположны, но тоска к свободе найдет свое исполнение и осуществление в христианской вере и в покое в Боге. см. Августин :" Ты создал нас для Тебя, и сердце наше беспокойно, пока не наидет покой в Тебе" ("Исповедь" Августин Блаженный) или наша литургия

"Во тьме идем мы в поисках источники наших сил, и светом для нас лишь ЖАЖДА СЕРДЕЦ"...

Вопросам свободы, в том числе, христианскому ее пониманию - посвящен доклад Теология свободы. Манфред Брокманн

2)  Тщеславие опасно тем: Ты думаешь только о себе.

Но хорошо и полезно: думать о Боге и о ближнем ( " Воздюби Господа Бога твоего всем сердцем ...и ближнего твоего, как самого себя" от Луки 10,27)

Уэсли Хауел, пастор Trinity Lutheran Church

1) Я не расматриваю грехопадение как аллегорию, я вижу это как изумительную историю  с правдивой идеей в ней о том, кто мы: как люди и как дети Бога. Большая Истина скрыта в этой истории, подобная тем, что Иисус показывал нам в Своих притчах.

Концентрация на том, РЕАЛЬНО ли происходили эти события упускает более глубокую суть. Динамика истории грехопадения  (Адам и Ева являют непослушание, Каин и Авель...ит.д.)   - каждый ее эпизод - дает нам откровение: как мы можем вести себя на своем неверном пути - с Богом, с ближним и с творением. История эта означает нашу способность выбирать между Добром и Злом.

2) Мартин Лютер однажды сказал так:
"Христианин является совершенно свободным господином всего сущего, и не подвластен никому;
Христианин является покорнейшим слугой всего сущего, и подвластен всем".
Уловить это нам поможет понимание Слова как Закона и Евангелия (по М. Лютеру) так же, как и его понимание, что люди единовременно являются и святыми, и грешниками ("simil iustis et piccator ") Поскольку мы в подобном двойном состоянии, Закон нужен, временами, чтоб удержать нас от причинения вреда себе, другим и творению. Десять заповедей могут быть легко поняты как базовые нужды для людей в их существовании среди других.

Мы не следует Закону, чтоб получить Божью любовь или спасение, но скорее для того, чтоб пребывать в гармонии. Если бы мы были свободны от "старого Адама", как Лютер называл зов негативных импульсов человечества - мы могли бы просто жить вне Закона в свободной ответственности и естественной радости. Это Лютер порою называл третьим использованием Закона.

Польза Закона:
1) он обуздывает,
2) он приводит нас в объятия Христа, потому что мы не можем быть совершенны без Него,
3) он указывает, что мы свободны делать в соответствии с Божьей любовью.

3) Еврейское слово, которые мы переводим как "тщеславие" - слово "хеб". Оно означает ничто.  "Суета сует... всяческая суета".
Тщеславие также означает одержимость нашими собственными совершенствами, красотой или нежеланием допустить, что мы ошибаемся.  Лютер как-то сказал, что грех растет из того, что он называл "Обращенность на себя" (incurvatus in se)
Это не просто означает тщеславие, но также: представление, что все - для моего удовольствия, моей власти, моего успеха, моей выгоды. Все - для меня.

Алина Павлова, лиценциат теологии (Папский факультет теологии, Collegium Bobolanum, Варшава)

Католическая Церковь

1) Библия состоит из текстов, созданных в разные эпохи и  в разных жанрах. История гехопадения написана в жанре мифа. Важно понимать, что миф - это документальная хроника.

При помощи художественных, фольклорных, часто волшебных образов в мифе передается некая глубокая истина о мире, людях, о божественном. Поэтому их, как и многие другие жанры (например - притчи) не стоит воспринимать буквально, так как буквальное прочтение искажает смысл.

2) Как может любовь к свободе быть противоположной христианской вере, если "освобождение" - это один из ключевых аспектов жертвы Христа и всей истории спасения? Бог освобождает Свой народ из рабства и на этом основан Завет. И в книге Исхода, и в книге Второзакония Декалог начинается со слов "Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства". Это - преамбула, это то, на основании чего заключается договор, а Завет на Синае имеет все основные признаки юридического акта, договора. Освобождение было также общим знаменателем мессианских знаков как у пророков (например, Исайи 61,1), так и в Новом Завете, когда пророчества исполнились. Особенно ярко это видно в Лк 4 : в начале своего общественного служения Иисус читает именно тот отрывок из книги Исайи, в котором описывается цель мессианского служения, и говорит: " Ныне это исполнилось!". Конечно, прежде всего речь идет не о политической свободе, а о духовной, об освобожлении человека от зла, греха, для того, чтобы он, чтобы мы могли стать детьми Божиими.
Свобода воли - необходимое условие для веры, для любви, для того, чтобы человек мог вступить в отношения с Богом и другим человеком, для совершения настоящих человеческих актов. Не случайно принуждение, ограничение свободы снижает моральную ответственность.
Но с другой стороны, история показывает нам, что свобода воли может подвергнуться значительному ограничению, если у человека отсутствуют иные формы свободы: физическая, политическая, гражданская, свобода слова, свобода совести, даже финансовая свобода - в общем, то, что сегодня нам известно как основные демократические свободы и права. Таким образом,  духовное измерение свободы необходимо связано со всеми иными, и даже требует их. Именно об этом напомнили Церкви теологи освобождения. К сожалению, теология освобождения очень мало известна как в России, так и на всем постсоветском пространстве. Большинство знает лишь о ее связях с марксизмом. Но во-первых, марксизм еще не равен коммунизсу, а во-вторых, лишь отдельные авторы и направления в теологии освобождения злоупотребили марксистским методом анализа, хотя и их можно понять. Мы тут в Европе, даже в посткоммунистических странах просто слабо представляем себе тот исторический и общественный контекст, в котором возникла теология освобождения. Кроме того, теология освобождения - это не только содержание. Это - новый метод богословствования и жизни христианских общин, который она для себя разработала и который позже стал применяться и в других областях и странах. Это не только контекстуальный подход, и социальный аспект, но и акцент на необходимость делания. Ортодоксия не имеет значения, если нет ортопраксии. Недостаточно уповать на Бога, освобождающего от угнетения и славить Его за дар свободы, нужно самому не быть угнетателем и способствовать изменению обшества, чтобы в нем не было места угнетению и дискриминации.

Как я отношусь к теологии освобождения? С огромным интересом и почтением. Мне жаль, что пока у меня не было возможности познакомиться с ней глубже, и я надеюсь, что когда-нибудь смогу это сдеоать.

3) Чем опасно тщеславие? Тщеславие, то есть стремление быть популярным, стремление вызывать восхищение у окружающих, при чем нередко  не за реальные заслуги, а за нечто внешнее, преходящее, считалось и считается пороком не только в христианской среде. Античные авторы и философы тоже осуждали тщеславных людей. Если говорить в терминах традиционной духовности, то тщеславие глубоко связано с другими порочными страстями, например - с гордыней, и ради его удовлетворения люди совершают иногда серьезные проступки - унижают других, лгут и т.д. Как и любой порок, тщеславие искажает суждение нашей совести (стремясь восхитить окружающих, мы уговариваем себя, что наши действия не столь уж и дурны, а может и вовсе похвальны), ограничивает наши свободу и способность разумно мыслить, препятствует добродетелям.  Но прежде всего - тщеславный человек живет в плену иллюзий и самообмана, он обманывает не только окружающих но и самого себя в наиболее ввжных вещах. Он поланает свою значимость, свое достоинство зависимым не от любви Бога, а от мнения толпы о нем. Рано или поздно, это приводит к краху.

Филипп Стюарт, декан и профессор теологии "International Martin Luther Seminary"

1) Возможно, вы спросите: история грехопадения лишь рассказ для того, чтоб научить нас чему-либо или это произошло реально?
Чтоб ответить, я должен напомнить - и то, и другое. Мы верим, что Господь, Который сотворил все, Кто всемогущ - нет причин, почему нечто, что реально произошло не могло бы также произойти для того, чтоб учить нас чему-то очень важному о реальности и о человечестве, как аллегория.
Лично я полагаю, что, возможно, происходило нечто подобное тому, что сказано в Св. Писании.

Тяжело объяснить грех без чего-то наподобие этого происшествия. То, как это произоошло, однако, учит нас о том, кто мы и о путях, которыми мы идем неверно...

Посмотрите на историю о Еве и Змее: Змей спрашивает Еву "Верно ли сказал Господь?.." и  Ева не просто отвечает, она прибавляет к тому, что сказал Господь. Бог сказал не есть плод, но Ева создает сверх-правила - "не касаться".  Как люди, мы всегда думаем, что создали достаточно правил, чтоб удовлетворить Бога и если мы будем следовать правилам, то мы поступим верно, но как у Евы: правила, созданные нами самими - приводят нас к бедам.

Так каким же вещам учит нас история? Быть может, грех - змей, ждущий, чтоб напасть на нас, а мы все также вовлекаем себя в проблемы, стараясь делать верные вещи?

Однозначно  -  но есть обещание в финале истории, что придет Спаситель освободить нас, и это столь же реально как и весь рассказ. Весь христианский опыт здесь - грех, реализованный грех, постыжение и слова о том, что будет Некто, Кто оплатит этот грех. (Бытие 3:15, Исаия 7:14, Ин. 1:12-14)

2) Эти два вопроса выглядят как подобные. Либеральная теология может быть посвящена свободе и демократии, правам человека? Ну, и да, и нет.
Христианство определенно говорит об освобождении, свободе от греха, свободе от подавления, свободе от тирании.  То, что обычно называют "теологией освобождения" идентифицируется с бедными и угнетенными, и передает призыв надежды, предложенный нам Христом. Это верно.

Однако, иногда теология освобождения имеет тенденцию преувеличивать экономическую или материальную свободу, забывая о надежде, которая во Христе более, чем просто хороший уровень жизни. Экономическое освобождения не стоит ничего, если "освобожденные" люди - далеки сердцем от Бога и остаются грешниками, нетронутыми благодатью. Наша Любовь к ближним и наше желание улучшить их материальное или экономическое положение основана на нашем обращении, реальном преображении, которое творит Дух Святой в нас.
Но иногда, также. люди думают о христианстве как о религии правил, что мы должны и чего мы не должны делать. Все эти правила иногда как бы против свободы, человеческих прав? Это не так.

Сейчас мы думаем о свобода как о "свободе делать" что-либо, без всяких ограничений. Это позволение дать путь полной свободе осмыслялось всю историю человечества.  Свобода традиционно означала "свобода от" чего-либо (как подавление, эксплуатация, тирания или грех) Так христианство понимало свободу (и вы можете найти эти размышления в теологии освобождения, когда мы хотим освободить людей от различных вариантов угнетения) Христианская доктрина учит, что мир в рабстве - в рабстве греху. Мы - рабы, прежде чем Христос освободит нас. Мы были не свободны делать добро, прежде чем не освободимся от зла - теперь, потому что мы освобождены Христом, мы свободны творить добро и поступать верно.  Это подлинная свобода!

Некто может быть рабом своих желаний, своих страстей и похотей или рабом чужих ожиданий, но это не подлинная свобода.

Подлинная свобода: "для чего?"- для праведных поступков.

Отнюдь нет противопоставления свободы и христианства, единственное место, где может быть обретена подлинная свобода: как раз христианство (Иоанн 8:23-36)

3) Прежде всего, проведем различие между тщеславием и заботой о внешности. Замечательно заботиться о внешности, и желать выглядеть лучше - важная часть заботы о теле, которое Господь дарует нам. Но если мы впадаем в одержимость этим, ставим это выше заботы о других людях: это грех. Также мы можем тщеславиться своими способностями, дарованиями и впасть в высокомерие. Корень этого греха все тот же: поглощенность собою, эгоизм и отсутствие  открытости отношениям с ближними и Богом. 

Тщеславие, любого вида, большое самомнение  - заменяет собою благодарность за все то, что Господь дал нам и причастность нашим ближним.

Мы становимся сами для себя - важнейшей вещью в жизни и закрываемся от ближних и Бога - мы совершаем грех.

Александр Конев, лиценциат Pontificia Università Gregoriana, священник Католической Церкви

1) Прежде всего надо прояснить, что именно означает термин «буквально». Некоторым кажется, что ответ очевиден: буквальный смысл — это самый простой смысл текста, который первым приходит в голову читающему. Но вопрос в том, что наиболее очевидный для читателя смысл далеко не обязательно является именно тем смыслом, который имел в виду и хотел передать автор. Это расхождение неизбежно, особенно если читателя и автора разделяют тысячелетия, за которые сменились многие культуры, каждая из которых по-своему актуализировала смысл библейского текста. Если мы осознаем, что о буквальном смысле можно говорить, только исходя из замысла самого автора, то тогда выяснение буквального смысла текста становится сложной задачей, требующей профессиональной работы экзегетов. Они исследуют язык, культуру, литературные жанры той эпохи, сравнивают текст с другими литературными памятниками, принадлежащими к той культуре, изучают данные археологии и литературную историю редакции текста — ради того, чтобы установить, что именно имел в виду автор.
Так называемое «фундаменталистское» прочтение первых глав книги Бытия, настаивающее на исторически-хроникальном характере этих глав, появилось лишь в Новое Время, вместе с распространением научно-технического подхода к текстам. Конечно, даже и в древние времена по библейским текстам рассчитывалось летоисчисление, но тогда это не имело характера противостояния с научными датировками, и все понимали, что важность этих данных второстепенна в сравнении с богословскими и моральными учениями библейских текстов. Те исторические или географические сведения, которые не были известны древней культуре, соответственно, не сталкивались с данными, упомянутыми в библейских текстах, — они не вызывали ни споров, ни такого большого интереса, как богословское и моральное содержание Библии.
Именно сообщение нам той истины, что необходима для нашего спасения, является целью библейского Откровения, что подчеркнула Догматическая Конституция Dei Verbum Второго Ватиканского Собора. И ещё до Собора энциклика Льва XIII Providentissimus Deus указала на различие предметной области естественных наук и богословия, а Divino Afflante Spiritu Пия XII — на наличие разных библейских жанров, которые необходимо учитывать при определении буквального смысла текста и авторского намерения. Чтобы понять авторское намерение, надо осознать, что принципиально важного хотел сообщить читателям богодухновенный автор. Тот культурный и научный фон, в котором находился он вместе со своими читателями, не мог быть содержанием библейского сообщения, поскольку ретрансляция культурных или жанровых особенностей, и без того типичных для того времени, не может быть необходимой для спасения.
А что касается самого богословского и нравственного содержания первых глав книги Бытия, то оно нисколько не утратило своего значения и в наши дни, хотя его литературная форма и может показаться трудной для восприятия неподготовленному читателю, привыкшему к иным жанрам повествования. Поэтому, говоря о буквальном смысле третьей главы Бытия, я бы определил его как утверждение фундаментальной зависимости сотворённого человека от Бога, необходимости доверия к Богу, человеческой верности в этих отношениях, опасности иллюзии «автономии», бесплодности попыток самоспасения, а также необходимости критического отношения к атакующим веру искушениям, структура которых удивительным образом остаётся практически неизменной во все времена. Не претендую на то, что затронул здесь все важнейшие смыслы богодухновенного текста, но думаю, что мысль свою уже выразил. Именно это содержание я и считаю буквальным смыслом рассказа о грехопадении; а то, вокруг чего идут споры фундаменталистов с атеистами, полагаю особенностями жанра и отражением «естественнонаучного горизонта» той конкретной эпохи.

2) Противопоставлять христианскую веру и любовь к свободе — значит не понимать очень большой пласт библейского Откровения. Вся книга Исхода, основополагающая для истории спасения, говорит об освобождении народа из рабства. И в дальнейшем Библия предостерегает нас от того, чтобы делаться «рабами человеков». Иногда приводят некоторые отрывки из апостола Павла, чтобы подвергнуть сомнению важность человеческой свободы. Но надо понимать историческую и культурную обусловленность его текстов: рабовладение в то время было единственной социальной системой, и принципиальной альтернативы ещё не существовало. При этом тот же апостол говорит: «если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся». То есть сомнения в том, что рабство хуже свободы, у него не возникало. Откуда же тогда могут быть сомнения у христианина в том, что стремление к свободе от угнетения полностью соответствует христианской вере?
Вопрос о Теологии Освобождения сложен и объёмен. Не вдаваясь излишне в детали, скажу, что есть разные авторы, принадлежащие к этому богословскому направлению. Некоторые из них по отдельным пунктам критиковались Конгрегацией Вероучения, а некоторые — нет. В таких ситуациях я всегда напоминаю принцип Бернарда Лонергана: «развивай позиции, опровергай контрпозиции» (что значит: правильное включай в своё понимание проблемы, неправильное отвергай и критикуй). Нет ни одного самостоятельно мыслящего богослова, у которого всё всегда было бы безупречно и правильно; но даже и у того, кого можно отнести к «формальным еретикам», можно нередко найти интересные и ценные мысли. Всё хорошее нужно отбирать и оставлять, всё плохое отбрасывать. Если автор ошибся в чём-то, это не значит, что у него нельзя найти что-то ценное и полезное. Поэтому оценивать Теологию Освобождения «в целом» я считаю неразумным.
В основном теологам освобождения ставят в вину использование ими марксистских подходов. Но было бы, наверное, странно утверждать, что у теоретиков марксизма, начиная от авторов XIX века, и заканчивая современными его редакциями или производными от марксизма вроде философов франкфуртской школы, нет совсем ничего верного и заслуживающего внимания. Однако, главное, что чаще всего отличает авторов Теологии Освобождения, это забота о самых обездоленных и угнетённых, а также акцент на практику. Теоретическое обоснование в их работах обычно занимает подчинённое положение, поскольку они чаще исходят из того, что концептуальное осмысление не может предшествовать христианской практике: оно всегда запаздывает. Этот акцент на то, что практика может искать свои пути раньше, чем теория их объяснит, а также выделение важности социального действия христианина кажутся достойными внимания. Политическая теология конца 60-х, инициировавшая Теологию Освобождения, обратила внимание на то, что богословы часто «приватизировали» христианскую веру, лишали её полноты общинного и коллективного измерения, представляли её слишком индивидуализированной, чем-то напоминающей гегелевскую философскую систему. Исключение важных сфер жизни христианина из богословского рассмотрения трудно считать оптимальным решением, и Теология Освобождения стремится восполнить этот пробел. Тут вряд ли продуктивно будет выносить слишком общие оценки: надо смотреть конкретные труды конкретных богословов и определять, что верно, а что проблематично в каждом конкретном случае.

2) Тщеславие — это одно из выражений перевёрнутой иерархии ценностей. Человек ценит мнение людей выше, чем свои отношения с Богом, и больше, чем объективную оценку, основанную на чётких нравственных критериях. Иисус в пятой главе Евангелия Иоанна говорит: «не принимаю славы от человеков». Не потому, что люди недостойны внимания, но потому, что часто человеческие оценки слишком повреждены ложными системами ценностей, базирующихся на эгоизме и подавлении других. В этих системах высшую оценку нередко получают за то, чего скорее следует стыдиться. Как пишет апостол Павел в послании Филимону, «слава их — в сраме, они мыслят о земном». Конечно, так делают не все и не всегда, но если ценить именно количество похвал, например, гнаться за количество «лайков» в соцсетях, то, вполне вероятно, что такая слава и окажется срамом.
Что именно является «сокровищем» человека? Куда ведёт его вектор его желаний? Не в том ли направлении, что указал искуситель из третьей главы книги Бытия? К подлинной жизни и подлинному счастью или же к иллюзии полноты жизни и саморазрушению? Ложные идеалы и идолы всегда рано или поздно подводят. Поэтому лучше не давать им власти над собой. Они всегда стремятся научить нас своей науке преуспевания, но мы можем использовать свою свободу для того, чтобы учиться не у них, а у Бога, ставшего человеком.