Explore

ПОБЕДА ЖИЗНИ: ЭКЗЕГЕЗА ИОАННА 20:1-18 А. Арсеньева

 
 
 
 
Мне хотелось бы проанализировать текст Евангелия от Иоанна 1-18:20.
На мой взгляд, теоретически возможно было бы включить в рассматриваемый отрывок финал 19 главы. С одной стороны, этот рассказ мог бы плавно перейти в повествование о пустой гробнице. Но текст начинается словами «после сего» (38:19 Ин.) и находится в тесной смысловой взаимосвязи с предыдущим описанием Страстей Господних. Однако анализ столь глубокой темы заслуживает отдельного рассмотрения.
 
Также можно было бы продлить анализ, включая стихи 1-19:20 т.е. охватить вниманием все явления христофании 20 главы (считающейся современными учеными последней аутентичной главой данного Евангелия)
Более того, почему бы не включить текст всей главы, вплоть до заключительных строк, создающих замечательную «коду» встречам с Воскресшим?
 
Однако, я нахожу, что отдельного пристального внимания заслуживает именно избранный отрывок, поскольку лишь в нем сообщается об уникальной роли, отведенной женщине: Марие Магдалине.
Обе сцены, как обозначает это Рональд Браун, носят напоминание о личностных отношениях со Христом («интимно-личностный характер») Первая сцена — бег учеников-мужчин к гробнице и ее осмотр — лишь подготавливает кульминацию: встречу Воскресшего с первым человеком и этот человек: женщина.
 
 
Мое изначальное впечатление сводилось к восхищению Воскресением Божьим, поэтической картиной Его встречи с Марией. Текст воспринимался лишь как описание великого чуда.
Мария приходит ко гробу Иисуса и видит, что тело Его исчезло. Она бежит, чтоб сообщить иным ученикам, Петр и любимый ученик находят гробницу опустошенной. И вот, ученики-мужчины уходят, а Мария остается плакать у гробницы. Однако затем она видит в ней двух Ангелов, спрашивающих ее о причине плача... обернувшись же видит и Иисуса, Которого не в силах узнать вначале.
После их краткого диалога Он просит ее не дотрагиваться до Него и посылает ее с радостной вестью к «братьям», мужчинам-апостолам.
Но какие аспекты открываются при внимательном прочтении?
Я ощутила неординарность того, что — невзирая на патриархальные времена, с их презрением к женщинам, с недоверием к женским возможностям, с отрицанием значимой роли женщин — Христос является первой именно женщине. Более того, Он посылает с проповедью радостной вести — к ученикам-мужчинам — женщину.
Даже и пустота Его гробницы обнаруживается именно женщиной.
Таким образом, Он делает избранницей Марию, еще до встречи с главой Апостолов и «основой Церкви» Петром — и даже до «восхождения к Отцу» — встречается с нею.
 
Кроме того, сами Его слова, передаваемые через Марию ученикам, носят невероятно революционный и освобождающий характер: «иди к братьям Моим и скажи им: «восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему»»
Это самые первые действия и слова Воскресшего Христа, и вряд ли они могут быть незначимы.
Мессия называет людей — братьями. Это напоминает Его ответ оппонентам: т.е. строки Псалма «Я сказал — вы боги».
Весьма поражает динамизм идеи: Христос разрушает барьеры неравенства, освобождая от дискриминации, восстанавливая достоинство женщины — делая ее первой проповедницей мужчинам. Но также уничтожаются и барьеры между Богом и людьми, рушатся социальные и метафизические «ограничения»... восстанавливается высокое достоинство Человека.
Таким образом, Воскресение символизирует не только торжество жизни, но и конец человеческому неравенству и порабощению: многозначное освобождение.
 
При серьезном анализе возникают, как минимум, семь вопросов.
Аутентичен ли текст?
Как понять различия в описаниях событий, приводимых четырьмя евангелистами?​​​
Когда разворачиваются события?
Почему Христос является первой именно Марие?
Почему она не узнает Его?
Почему ей запрещено дотронуться до Него?
Какой смысл Христос вкладывает в весть, передаваемую Марией ученикам?
«Повествование о пустой гробнице возникло уже позже – после символа веры, цитируемого в 1 Кор 15:3–5, и после посланий Павла. Другими словами, оно не было частью ранней традиции» (см. Барт Эрман)
Аутентичность рассказа о гробнице подтверждается рядом независимых
источников (включая аргументацию оппонентов христианства), «неудобством» рассказа для ранней Церкви (ввиду женского свидетельства), соответствием иудейскому контексту тех времен (детали погребения)
Исходя из миссионерских соображений, апостол Павел не упоминает о гробнице, а также о женщинах, первыми сообщивших радостную весть.
Однако это не означает, что рассказы о гробнице возникают позже, как то полагает Б. Эрман (и ряд радикально либеральных ученых, например, Г. Людеманн)
Аргументацией в пользу достоверности рассказа о пустой гробнице может послужить как раз то, что вызвало смущение Павла.
Женское свидетельство. Все четыре Евангелия упоминают о том, что женщины стали свидетельницами исчезновения тела Иисуса (в Евангелии Иоанна упоминается лишь Мария Магдалина, но она использует множество число «мы не знаем».. т.е. предположительно, первое посещение гроба было совершено ею вместе с иными женщинами)
 
Отсутствие почитание гробницы.
Странно было бы предположить, что ранние христиане, сохранившие столь тесную близость к иудейским корням, не стали бы посещать и почитать гробницу Иисуса (как то было принято в иудаизме)
Аргумент противников: не принявшие Иисуса Мессией иудеи утверждали, что ученики выкрали Его тело (следовательно, гробница действительно оказалась пуста)
 
Эсхатологические представления, разделявшиеся большинством иудеев (верившим в воскресение) — не включали в себя воскресение одного лишь Мессии — но уж, тем более, при подобных обстоятельствах — следовательно, данный эпизод должен был бы смущать раннюю Церковь.
 
Евангелия честно передают недоверие учеников-мужчин — женщинам. Вряд ли история, выдуманная позднее Церковью, могла бы так дискредитировать апостолов.
Лишь Евангелие от Иоанна смягчает остроту этого непонимания и недоверия, повествуя о приходе к гробнице Петра и любимого ученика и умалчивая о том, что слова Марии были встречены мужчинами без веры...
Предположительно, апостол Павел стремился избежать того, что компрометировало бы рассказ перед современниками. Увы, поэтому в его керигме и отсутствует женское свидетельство.
Во всяком случае, само по себе отсутствие данного упоминания у Павла никак не является доказательством отсутствия самих событий.
О некоторых иных расхождениях в описании пасхальных событий я намереваюсь упомянуть позднее, ведя речь о сравнении Евангелия от Иоанна с синоптическими Евангелиями.
 
 
Но в какое время была посещена гробница? В Евангелии от Марка упоминается «на восходе», а Иоанн пишет, что Мария приходит к ней «когда было еще темно».
Как понять это различие?
 
Вероятнее всего, все евангелисты обозначают одно и то же время, «очень рано». Но Иоанн обращается к своему излюбленному дуализму (противопоставлению Тьмы и Света)
Мария в скорби и «темной ночи души» приходит ко гробу Иисуса, чтоб оплакать Его. Но посещение обращается в радость: Свет, сиявший во тьме в Прологе, обращается в полную победу над Тьмой.
Гробница во тьме противопоставлена восходу, на котором она встречается со Светом мира. **
 
Явление Христа Марие: прекраснейший из текстов Евангелия. Он окликает ее по имени. Она обращается к Нему «раввуни!» (как отмечает Р. Браун, эта форма слова «равви» носит более личностный, нежный характер)
Случайно ли Господь является именно ей, посылает именно ее с проповедью?
 
Как интересно отмечал Блаженный Августин, женские слова привели человечество к проклятью, но именно женская речь — свидетельствовала о возвращении рая. Также он с горечью отмечает, что если Адам поверил Еве быстро, то апостолы мужчины восприняли женскую проповедь с большим недоверием.
Именно изначальная проповедь Марии о Христе Распятом и Воскресшем, одобренная и порученная женщине Им Самим — становится основой христианства, центральной идеей Церкви.
 
Следовательно, если Мария Богоматерь являлась наиболее физически близким Ему человеком, не была ли Мария Магдалина наиболее близка Ему духовно?
Во всяком случае, именно она выделена и избрана для первой встречи Воскресшего и человека, и для первой проповеди.
Безусловно, не представляется возможным ссылаться на «Евангелие от Марии» или «Евангелие от Фомы»
как на канонические источники (тем более, упоминать «Диалоги Спасителя» или «Великие вопросы Марии», развивающие созвездия гностических идей)
Тем не менее, немаловажно, что целый ряд раннехристианских источников (пусть и пребывающих вне Канона), даже «Евангелие Петра» упоминает о роли Марии.
Правда, «Евангелие от Петра» характеризует ее лишь «ученица Иисуса», но и это напоминает о ее статусе: «ученица», «проповедница», а не просто одна из женщин, «служивших имением» (как это порою пытаются представить в консервативных кругах) ***
 
Очень интересен ответ на вопрос: почему же Мария, так плачущая по Христу, ищущая Его тело — не узнает Его?.
Судя по повествованиям евангелистов — плоть Воскресшего Христа обрела совершенно непостижимые свойства. Он проходит сквозь стены, исчезает по желанию, Его не узнают ближайшие ученики, но затем наступает внезапное прозрение и признание. Одновременно с тем, Он ест, возможно потрогать раны на Его теле, т.е. материя выступает преображенной, но не исчезнувшей.
Следовательно, нелепо думать, что Мария не узнает Его из-за темноты или слез, она принимает Его за садовника — именно из-за этой трансформации преображенного тела.
 
 
С тайной воскресения и вхождения в славу связан и мотив «не дотрагивайся до Меня!» Безусловно, можно найти много более простое объяснение, поскольку перевод данного слова может означать и «не удерживай Меня» (а сообщи братьям о Воскресении) В более широком смысле слова: не удерживай Меня в земном бытии, а проповедуй о Моем Воскресении и Царстве.
 
Но возможно иное объяснение, на которое наводят аналогии Р. Брауна: еще до догматически принятого Церковью Вознесения Христа — Он возносится к Отцу, но еще «не восшел к Нему» (поэтому Его тело, вероятно, не совсем то же, что служит предметом изучения и касаний Фомы Неверующего позднее)
Этот ответ не так привычен и не дает полноты знания о происшедшем, но, на мой взгляд, он объяснил бы «не дотрагивайся» именно в духе таинственного и поэтичного Евангелия.
Здесь словно некая тайна Божия, которая доступна нам до известных пределов - но ее нельзя грубо схватить, тронуть,
это хрупкость мистики и гнозиса, доступная лишь созерцательным Мариям, понимающим, что многое в трансцендентном Боге — загадка, которую не удержать разумом и «не тронуть рукою».
 
Намного проще рассуждать о самом послании Христа, о смысле проповеди Марии. «иди к братьям Моим и скажи им: «восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему».
Конечно же, традиция толкований видит здесь указание на усыновление людей «Христа ради». Но немаловажно, что Христос впервые называет учеников «братьями» Своими. Дети Бога, братья Мессии. Человек оценивается как — потенциально — образ Божий, достигающий подобия Божьего, т.е. Божественной природы.
 
Эти слова и эпизод ,в целом, несут революционную весть о преображении мира: исчезновении барьеров между женщинами и мужчинами, между Богом и человеком.
 
Христос уничтожает дискриминацию, делающую женщину недостойной свидетельствовать и учить, отправляя ее с важнейшей миссией к мужчинам-ученикам.
Христос уничтожает униженное положение человека, преодолевая Своим Воскресением и вознесением барьер между человеком и Богом.
В этом смысле, важно принятие мессианства Христа и Его особого Сыновства, самораскрытия трансцедентного Божества через Иисуса — ведь именно это делает Его весть радикально значимой: возвеличивая человека до родства с Богом и богоподобия.
Но важен и социальный аспект вести: всякая социальная несправедливость и дискриминация, выраженная в презрении к неким группам людей — недопустима перед глазами Божьими. По Его плану: «последние становятся первыми» и именно женщина — принужденная к молчанию и бесправию в мире Иисуса — провозглашает весть Воскресения, учит мужчин — передавая слова Господа.
Однозначно различия между четырьмя Евангелиями, описывающими пасхальные события, весьма велики. Если сами страдания Христа на Голгофе имеют явную общность в описании, здесь мы находим множество расхождений в деталях и немаловажные особенности, присущие каждому из евангелистов. (Подробнее о различии в примечании *****)
 
 
Не являются ли расхождения в рассказе вариацией знакомого сюжета в целях нужд конкретных общин евангелистов?
На первый взгляд, разночтения приводят в замешательство и вселяет недоверие к самому рассказу. Однако, как верно отмечают ученые (Дж. Данн, Т. Райт, Р. Бокэм) именно отсутствие редактуры и стилистических правок свидетельствует в пользу аутентичности свидетельств. Также необходимо учесть, что некоторые важнейшие повороты сюжета неизменны: гробница пуста, свидетельницами становятся женщины, кому-то из свидетельниц является ангел/ангелы, Иоанн и редактор Евангелия от Марка упоминают о явлении Христа Марие Магдалине. Весьма важно, что факт ее присутствия при обнаружении пропажи тела — констатируют все четыре Евангелия и некоторые апокрифы)
 
Многие детали возможно объяснить вниманием евангелиста к определенным событиям в ущерб описанию иных (например: так может быть объяснено отсутствие упоминания о других женщинах и ангеле (ангелах?) у Иоанна — быть может, Марию изначально сопровождают спутницы?
 
Сложнее понять: фигурировала ли у гробницы стража? Подобная деталь скорее напоминает позднейшую вставку или редактуру Матфея, стремящегося укрепить веру своей общины/общин. Тем не менее, даже здесь умалчивание о страже иных евангелистов не может быть приравнено к опровержению рассказа Матфея.
Поразительнее всего, что у ранней Церкви такое вариативное восприятие пасхальных событий — важнейших для жизни веры — не вызывало сопротивления.
Это может свидетельствовать в пользу большого плюрализма мнений и разнообразия теологических воззрений различных общин (в которых формировались и сохранялись евангельские рассказы, переданные очевидцами) Как отмечает Дж. Данн, это создает перспективу для признания возможности «единства в разнообразии» христианства 21 века. *****
Данный фрагмент включает в себя ссылку на «Писание». Но какой фрагмент имеется в виду?
«Писание» может иметь широкий смысл как совокупность ветхозаветных текстов, которые в традиции Иоанновой общины рассматривались как пророчества о Мессии. Судя по новозаветным текста можно предположительно назвать: Псалом 16-9. Псалом 21, Пс. 15:8–11; Пс. 109:1; Пс. 2:7, в особенности, 53: 11 Книги пророка Исаии. Во всяком случае, в Новом завете эти тексты оцениваются как пророчества о Христе.
Каков сюжет отрывка с литературной точки зрения? Обнаружив пропажу тела Учителя, Мария бежит к Петру и любимому ученику, рассказывая: «унесли Господа». Ученики-мужчины бросаются к гробнице и обнаруживают ее правоту. Они уходят, а плачущей Марие являются два Ангела. Она встречается и со Христом, принимая Его за садовника. Он окликает ее по имени, а затем просит ее не прикасаться к Нему и рассказать о Воскресении/Вознесении мужчинам-ученикам.
Проблемой изначально является утрата тела Иисуса. После мучений Христа на Кресте, Марию тревожит мысль, что и Его тело подвергнется глумлению (что в иудейском контексте того времени это означало тяжкое посмертное оскорбление человеку)
Теологической проблемой является, вероятно, недостаток веры. Невзирая на предсказания Христа о Воскресении, ученики не доверяют им, иначе Мария не страдала бы столь мучительно сильно.
Самоочевидно, что проблема с утратой останков решается сама собою. Однако метафизическая проблема маловерия, вероятно, ожидает решения: личной встречи со Христом.
 
В рассказе нет ни негативных персонажей, ни конфронтации.
 Мария -  однозначно, героиня — проявляющая смелость (отправившись во тьме ко гробнице), исключительную верность и горячую любовь ко Христу Она сильная натура, она не просто передает ответственность мужчинам — но сама добивается цели: уговаривает «садовника» отдать ей останки «скажи мне, где ты положил Его и я возьму Его».
Она находится в поиске Иисуса, но ее сердце еще не тронуто мыслью о Воскресении, т.е. верой.
 
Это, как мне кажется. делает характер несколько сложнее: Мария — горячо любящая Иисуса, но не безоглядно верящая Христу.
В ином случае, Мария бы ожидала Воскресения, что избавило бы ее от мучений?
Интересно, что  Иоанн - один из всех евангелистов - сообщает, что гробница располагалась неподалеку от Голгофы (т.е. и Иерусалима) ******
Темная ночь, завершающаяся рассветом: привычный для Иоанна символ. Свет миру — Христос — уничтожает тьму зла, незнания, горя и бесправия.
Поиск Марией Христа может символизировать поиск Бога душою (значительно позднее, в христианской теологии появляется символ «темной ночи души» перед рассветом: горя, предваряющего радость личной встречи с Богом)
Я предполагаю, что можно было бы провести осторожную аналогию с садом «Песни Песней»: говоря не об эротической, а сугубо духовной высокой любви.
 
Строго говоря, сад не всегда выступает символом блаженства (достаточно вспомнить Гефсиманский сад) — но Едем характеризуется как сад, насаженный Господом (Быт.2:8) Само слово «рай» происходит от персидского термина, означающего сад. Образ Нового Иерусалима также носит отпечаток представлений о саде, одновременно с тем: городе.
Следовательно, библейский образ сада у Иоанна не случаен: радость жизни, мир и любовь наполняют сад, а плач Марии завершается, словно напоминая о том городе-саде, где «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откровение 21:4)
 
 
Что же говорит Христос Марие? «женщина! что ты плачешь? кого ищешь?»
и затем: «Мария!»
«Не прикасайся ко Мне, ибо...» (Ин. 20:17)
Вполне возможно, что диалог был значительно длиннее, но ничего более нам знать не суждено.
Что Христос делает?
Является Марии и беседует с нею.
Какими титулами наделяется?
Мария в восхищении называет Его «Раввуни!»
Но имплицитно: Он — Воскресший, Возносящийся, торжествующий над смертью и насилием Мессия.
Сын Божий — стремящийся разделить богосыновство с людьми.
Правда, здесь еще нет высокой христологии, присущей Иоанну («Богу Моему и Богу вашему»)
Наиболее примечательно в Его образе: сострадание к плачущей Марие, желание успокоить ее и учеников, и некая метафизическая «демократичность»: Он, победивший смерть, ад — подчеркивает Свое равенство с людьми («Отцу Моему и вашему, и к Богу Моему и Богу вашему»)
Продолжая идею трансцендентной «демократичности», можно перейти к аспекту феминизма в данном тексте.
Как известно, в ту эпоху женщины были столь малозначимы, что зачастую «не считались» при подсчете членов группы, оставались безымянными. Но имя Марии Магдалины весьма известно. Она именуется без упоминания родственников-мужчин, а по названию города, откуда была родом.
Мария не безмолвствует, она говорит и, надо отметить, говорит весьма активно: обращаясь к мужчинам-ученикам, призывая их к пустой гробнице. Она беседует с Ангелами, со Христом. Всюду приводится ее прямая речь.
Мария плачет, что не мешает ей быть энергичной и храброй, не препятствует действовать решительно (что также не типично для традиционного женского образа тех времен, что является нарушением гендерных стереотипов)
Активность, инициатива и смелость — не «женские» черты патриархального сообщества, однако Мария демонстрирует их весьма свободно.
 
Она рисуется дружески общающейся с учениками, при том, благодаря ее рассказу они получают знание о сверхъестественном исчезновении тела. Между ними не возникает субординации или борьбы за власть.
Далее она кратко беседует с Ангелами (которых сложно отнести к человеческим половым категориям, во всяком случае, я бы не стала этого делать здесь, невзирая на странные таинственные образы мужей-ангелов «Книги Еноха»)
Завершает текст — ее встреча со Христом.
Здесь у радикального крыла феминистически настроенных теологов может возникнуть упрек: не является ли пренебрежительным то, что Он не разрешает ей коснуться Себя? Не является ли Его указание ей
«иди к братьям Моим и скажи им» (Иоанна 20:17) проявлением мужского доминирования над женщиной?
 
Однако на первое замечание я уже отчасти ответила, анализируя причины странного
преображения физической сущности Христа.
Таким образом, речь о некоей тайне тела, подвергающегося трансформации, недоступного для контакта с материей.
 
Касательно второго пункта: действительно, Он поручает ей Весть.
Но это никак нельзя рассматривать как некое принижение ее или подавление.
Во-первых, само по себе явление Христа именно женщине — как раз возвеличивает Марию, ставя выше лидера Двенадцати, Петра.
Во-вторых, возможно ли вообще восприятие Воскресшего в прежних половых категориях?..
 
Как известно, «как все умирают в Адаме, так все будут оживлены во Христе».(1 Кор. 15:22)
Адам символизирует собою изначальное падшее человечество, Христос — обновление и восстановление изувеченного грехом человечества. Но в понятие «человечество» включается и женская его часть.
Поэтому православный митрополит Сурожский отмечает, что Христос воспринял и женскую природу («что не воспринял, то не искупил»)
Таким образом, я бы осторожно отметила, что в еврейском понимании Адам изначально был сотворен андрогином, что нашло особо полное выражение в идеях каббалистов (в особенности, Исхака Лурии, 18 в.) Следовательно, «второй Адам», Христос — в особенности, по Воскресении — должен восприниматься не как «мужчина», «белый», а как Человек (вне половых либо расовых характеристик и стереотипов)
Можно сказать, что Мария получает весть от Мессии, становясь Богом уполномоченной проповедницей — первой проповедницей христианства.
Если же говорить о динамике влияния между мужским и женским: она получает от Бога право говорить и учить, а мужчины должны поверить в возможность женщинам проповедовать, должны принять ее слова и  поверить в ее миссию.*******
 
Какой взгляд демонстрируют современные ученые на рассматриваемый текст, что привлекает их внимание?
Безусловно, удастся рассмотреть лишь некоторые идеи и концепции.
Взгляд Р. Брауна на сцену у гробницы-встречу Марии со Христом.
«Во второй сцене (20:11–18) Мария послана возвестить все это ученикам, которые теперь названы братьями Иисуса, поскольку в результате воскресения/вознесения Отец Иисуса становится их Отцом. Говоря словами Пролога (1:12), Иисус дал власть верящим в Него стать детьми Божьими. В соответствие со свойственными Иоанну взглядами, эти две сцены у гробницы связывают веру в воскресение с личными отношениями с Иисусом».
Однозначно соглашусь с тем, что Иоанн подчеркивает важность личной встречи и личных отношений со Христом.
Как явствует из рассказа, сами по себе Писания не становятся откровением для Марии, пока она слышит голос «Раввуни» — голос, обращающийся лично к ней: «Мария!»
Также мне близко внимание Р. Брауна к тематике «братства со Христом», которое предлагается Им Самим.
Это весьма далеко от распространенного в консервативных кругах «рабства» у Бога, порою «рабства» у буквы Св. Писания.
 
Но я бы осторожно отметила, что «неожиданное явление Иисуса, Которого она принимает за садовника» не делает ее знание Христа, веру — ущербным, поскольку — как отмечалось выше — тело Его претерпело кардинальные изменения, Его близкие не узнают Его вначале.
Также отважусь предположить, что в блестящей работе Р.. Браун недооценивает важность миссии Марии Магдалины, подчеркивая интуитивную веру любимого ученика. Можно сказать, он пишет о ней, но словно не замечает ее. Это тем более обидно, что Р. Браун прекрасный специалист и знаток «Евангелия от Иоанна», но данная героиня — в целом — не привлекает его внимания.
 
Пустая гробница и роль Марии Магдалины в концепции Б.Эрмана.
«Повествование о пустой гробнице возникло уже позже...»- пишет Б. Эрман.
 
Самоочевидно, что Павел видел разночтения в показаниях очевидцев в Евангелиях, свидетельство женщин (в особенности, показания Марии Магдалины, исцеленной Христом от беснования, т.е. душевной болезни) Соответственно, он заместил Марию Магдалину более «надежным» и солидным в глазах патриархального общества свидетелем: мужчиной Петром. О гробнице он не упомянул, вероятнее всего, именно из-за желания избежать трудностей дискуссионного характера и смеха над рассказом «обезумевших женщин» (Цельс)
Можно сказать, что здесь имела место дипломатия, а не теология.
То, что Павел упоминает о Воскресении как о трансформации материи — также не противоречит правде. Евангелисты отмечают двойственность Его зримой природы, что вполне соответствует утверждению Павла о таинственном изменении прославленных воскресших тел.
Также я не совсем согласна с Б. Эрманом в его оценке роли Марии Магдалины.
. «Мария Магдалина не играла большой роли в жизни Иисуса, но сразу после его смерти она стала самой важной фигурой» как пишет он. Также: «Мария Магдалина не была особой спутницей Иисуса».
Однако я предполагаю, что нелепо думать, что Воскресший явился бы совершенно случайно и случайному человеку. Тот факт, что Он поспешил к ней, еще не «взойдя к Отцу» — достаточно примечателен.
Лишь после Марии Христос является Петру.
 
Безусловно, это не входит в задачи данного исследования: идентификация Марии (являлась ли она Марией, сестрой Марфы и Лазаря?) Однако весьма древняя традиция западной Церкви отождествляла двух этих Марий. Так, например, Климент Александрийский и Амвросий Медиоланский Августин Блаженный утверждали, что это – одно и то же лицо.
Также интересно мнение Иоанна Златоуста о Марие как о «взявшей на себя подвиги апостола и евангелиста».
Крайне сомнительно, что при жизни Христа столь яркая проповедница, «апостол и евангелист» не входила в ближайший круг Его учеников.
 
Весьма возможно, что сцены соперничества Петра с Марией, его недоверия к ней в апокрифических источниках (напр. «Евангелие от Фомы», «Евангелие от Марии») символически изображали позднейшее неприятие официальной христианской Церковью женского служения. Также они могли быть отражением преуменьшения значимости Марии среди учеников Христа.
С другой стороны, нельзя не согласиться с утверждением Б.Эрмана:
«В некотором смысле можно утверждать, что именно с Марии началось христианство» (Барт Эрман 126)
 
Интересно, что в позднейшей христианской культуре Мария Магдалина становится символом кающейся блудницы: демонстрируя мужское отношение к женщине в ту эпоху: объективизацию женщины, сведение ее роли к материнству (Дева Мария) и сексуальному обслуживанию (Магдалина).
В данном плане, также нельзя не согласиться с Б. Эрманом, указывающим на проекцию мужских желаний на ту, которая прославлена отнюдь не блудом, а первым свидетельством о Христе и проповедью (страница 129)
 
В восточной Церкви полностью отвергалась идея о том, что Мария была блудницей (что само по себе не совсем понятно: нарушала ли она жесткие нормы сексуальной этики того времени? Была ли она проституткой?)
Б. Эрман справедливо отмечает метаморфозы образа Марии Магдалины как следствие мужского стремления подчинить женщину, сделав ее соблазнительность не столь опасной («кающейся») и лишив ее влияния (в т.ч. духовного)
Таким образом, память о духовном, интеллектуальном вкладе женщины Марии Магдалины была заслонена сексуализацией ее образа (и практически забыта в Восточной Церкви)
 
Хотелось бы отметить высокую оценку данного отрывка, которым его удостаивает — ссылаясь на П. Бенуа- — И.Иеремиас,.
«Рассматривать марковскую редакцию сообщения о пустой гробнице в качестве отправной точки неверно потому, что более древняя редакция этого сообщения сохранилась в Ин 20,1 сл. Согласно последнему, Мария Магдалина одна отправилась на рассвете пасхального дня к гробнице, вероятно чтобы там оплакать умершего (...) Рассказ выглядит очень правдоподобно; он прост и свободен от какой-либо тенденциозности; как это нередко бывает, текст, написанный позднее других, сохранил нам древнейшую форму предания».
 
Достаточно неожиданный взгляд на повествование Иоанна как на более надежный и древний источник, даже нежели чем Марк, представляется вполне обоснованным с учетом некоторых фактов.
Во-первых, история полна бытовых деталей, которые странно было бы «придумать» позднее («состязание» в беге Петра и любимого ученика, расположение пелен, начало беседы Марии с Иисусом, Которого она принимает за садовника)
 
Во-вторых, Раннюю Церковь явно должно было смущать свидетельство женщин, но более всего: женщины, некогда страдавшей душевным расстройством («семью бесами») Подобное свидетельство самоочевидно лишено ценности в обществе, ценящем маскулинность и здоровье (не говоря о том, что даже в наши дни лицо, заподозренное в душевной болезни вряд ли стало бы надежным свидетелем)
 
В-третьих, Иисус у Иоанна «нарушает» догматическую концепцию позднейшей Церкви: Вознесение совершается явно не тот срок, который был определен.
 
В-четвертых, Иисус не только говорит людям, что «все вы братья» и «дети Божьи» (что говорилось и ранее), но называет их «братьями» Себе и посылает с проповедью женщину.
 
Такое явное нарушение иерархии и социальных барьеров отличает весть от несколько пафосных речей Ангелов у Луки (и даже Матфея)
т.е. здесь можно вести речь о низкой христологии в духе наиболее ранних христианских преданий.
 
 
Исследование Дж. Данна посвящено аутентичности и времени создания истории о пустой гробнице. На мой взгляд, это очень глубокое исследование, тщательно рассматривающее различные гипотезы, предоставляющее обоснованные рациональные выводы.
Одновременно с тем, я не совсем уверена в правоте автора (равно как и Т. Райта в «Воскресении Христа»)
Не является ли преувеличением идея крайней важности данного аргумента (истории пропажи тела Иисуса из гробницы)?
Разумеется, сугубо гипотетические рассуждения: но стала ли бы вера ранних христиан меньше, если бы они узрели Воскресшего, не зная о пропаже Его тела? ********
 
Рассуждая абстрактно: даже если бы тело Христа исчезло или было уничтожено, но затем Бог воссоздал бы Его и воскресил в «теле славы», а ученики встретились бы с Ним — многое ли это изменило бы в нашей христологии, догматике, в целом... в самой нашей вере?
Как пишет М. Борг, «By Easter, I mean the experience among his followers Jesus as a living reality after his death, and the conviction that God has exalted him to be both Messiah and Lord».
---------------
 
 
В заключение хотелось бы сказать, что освобождение от оков, от женского (и общечеловеческого) притеснения и бесправия — вот что такое Воскресение Христа у Иоанна.
Как отмечает М. Борг, Христос как Свет неотделим от просветления тех, кто встречает Его в любви. Но исчезновение тьмы, зла, смерти — неразрывным образом проявляется и на социальной плоскости (уничтожая любые формы социальной несправедливости — в том числе, унижения и дискриминации женщин)
 
Оно проявляется и в плоскости духа: возвращая людям их Божественную природу, их статус братьев и сестер Христа.
Это освобождение и возрождение к новому «Эдему»/саду Господа — невозможно без признания в братьях — равных себе (ведь все христиане — включены в общее братство Христа), без признания женских дарований, ценности и возможности женского влияния (в том числе, в сфере духа и духовного учительства)
 
К сожалению, многие века Церковь полагала, что преодоление несправедливости в отношении бедных, больных, женщин, евреев - любых социально уязвимых групп — преодоление эксплуатации и неравенства — включая сексизм — все это «в иной жизни», в Царстве «за гробом».
Но Христос воскресает и изменяет нас не для того, чтоб изменить жизнь в потустороннем мире, а для того, чтоб мы преображали мир вокруг себя — уже здесь и сейчас, ведь «да будет Царство твое на земле как и на небе»…
 
Я бы избрала тезисом для проповеди слова:
«Христос уничтожает барьеры несправедливого неравенства и рабства: призывая к проповеди Царства Божьего,  призывая к ней и рабов и свободных, и белых и черных, и мужчин и женщин ... к проповеди Царства Бога, где нас ждет - высокое достоинство Человека».
-----------------------------------
​​​​​​​*​​​​​​​​​​​​​​Ряд ученых до сих пор придерживается некоторых тезисов направления, созданного весьма давно и устаревшего: «критики форм».
Ее родоначальники, в особенности Р. Бультман, утверждали, что определенный набор евангельских фрагментов возник под воздействием апологетических ,миссионерских и догматических усилий развивающейся Церкви.
Вкратце, мнение Р. Бультмана и некоторых иных ученых можно изложить так: чтоб укрепить свою концепцию, встречающую недоверие, различные общины разрабатывали историю о теле Христа, исчезнувшем из запертой и охраняемой (у Матфея) гробнице)
 
Вариативные рассказы (которые крайне различны в ряде деталей и у синоптиков, и у Иоанна, и у Павла) были призваны стать аргументами в полемике и центром миссионерских доводов в убеждении неофитов.
Тем не менее, в наше время отрицается возможность «редакций» ранних историй (которые принадлежали не письменной, а устной традиции) по литературному принципу.
 
Поскольку. в целом, сообщество было неграмотным, по убеждению многих исследователей оно прибегало к сохранению ценной информации — контролируя ее передачу (достаточно рано раввинестический иудаизм применяет дословное заучивание слов учителя учениками, это характерно и для некоторых современных восточных стран) Впрочем, еще более достоверной для передачи евангельских рассказов представляется «неформальная контролируемая традиция» (этого мнение придерживаются Дж. Данн, Т. Райт, К. Эванс)
Таким образом, основа устной информации передавалась с соблюдением великой точности, однако общая ткань повествования могла варьироваться в деталях, видоизменяться и трансформироваться.
 
**Здесь встает иной вопрос и вряд ли возможно обрести на него ответ. Зачем ей являются Ангелы, какова их роль?
Фактически они лишь повторяют иными словами последующий вопрос Христа: «женщина, что ты плачешь?»
Смысл явления юноши (Ангела?) у Марка вполне очевиден: он сообщает женщинам о Воскресении.
Но у Иоанна, по композиции, явление Ангелов может лишь придать дополнительную поэтичность вопросом-рефреном.
Ангелы появляются совершенно внезапно, в пустой гробнице. Смысл и значимость их появления, видимо, понять невозможно — помимо того, что повествование приобретает не бытовой, а мистический и таинственный характер, приготовляя явление Самого Христа.
 
*** В традициях западной Церкви, начиная с трудов Папы Григория Великого, существовало отождествление Марии, сестры Марфы и Лазаря с Марией Магдалиной. Это дискуссионный вопрос. Однако, в случае подобного тождества,
канонические Евангелия также указывают на ее ученичество (а ученичество и восседание «у ног раввина» в те времена означало возможность стать раввином в дальнейшем: т.е. потенциал женского духовного лидерства)
 
 
**** Различно указывается количество женщин у гробницы: двое (Мф.), трое (Марк) одна (Иоанн)
Камень, заслоняющий вход в гробницу, отваливается либо в присутствии женщин (Матфей, создающим еще и впечатляющую сцену землетрясения), либо до их приближения к гробнице — у Иоанна (также Марк, Лука)
 
Различен взгляд евангелистов на то, имела ли место ангелофания при первом посещении гробницы, Иоанн о ней умалчивает (Матф., Марк, Лука говорят о ней)
Даже количество Ангелов указано различно: Иоанн не пишет о подобном, и лишь при повторном посещении гробницы Мария видит Ангелов. Одновременно с тем, иные евангелисты упоминают их именно при первоначальном посещении могилы и их: один (Матф., Марк, двое (Лука)
Что конкретно говорят ангелы/ангел и кому?.. У Иоанна Ангелы спрашивает Марию: «Женщина! Что ты плачешь?»
У Марка юноша в белом произносит довольно длинную речь.
У Луки фигурирует указание на предсказания Христа в Галилее (Лк. 24:6-7) — в то время как у Марка и Луки Христос ожидает учеников «в Галилее» (Мк. 16:7, Мф. 28:7)
Интересно, что у Луки и Матфея речь Ангелов/Ангела приобретает несколько высокопарный характер, отличный от простоты обращения у Иоанна и Марка.
 
Но и между последними есть серьезнейшие различия в описании сцены: Иоанн говорит о внезапно явившихся в пустой гробнице Ангелах, говорящих лишь одну фразу Марие. Марк сообщает о молодом человеке, одетом в белое. Строго говоря, он не единым словом не характеризует его как Ангела. Юноша передает им весть о Воскресении, что, естественно, неуместно было бы в сцене ангелофании у Иоанна, где Мария — «обернувшись» — видит Самого Христа.
 
Иоанн не дает ни малейших свидетельств об охране гробница, равно как Марк и Лука, но Матфей рассказывает о страже. Но говорит ли это о том, что Матфей вводит данную стражу для укрепления аргументации (т.е.: тело не могло быть украдено) или иные евангелисты не сосредотачивают на ней внимание?
 
***** «The importance of recognizing the diversity within apostolic Christianity, the Christianity of our canonical documents. The implications of this have not as yet been sufficiently appreciated in their significance for the ecumenical discussions and hopes which have been such a feature of twentieth-century Christianity. For it means that the diversity of the denominations is much more firmly rooted in the New Testament scriptures than has usually been acknowledged. Apostolic Christianity contained a diversity of faith and order which does not fit easily within a single organizational structure». (Dann 68)
 
****** Апокрифическое «Евангелие от Петра» пишет, что сад принадлежал Иосифу Арамейскому равно как и гробница, но в Каноне мы подобного не находим.
 
 
******* Однако, как то происходит множество веков подряд: мужчины зачастую считают женскую проповедь «пустыми словами»,
недоверяя женщинам как носителям сакрального знания и мудрости. Отсюда берет начало и непризнание женской ординации, девальвация женских дарований в сфере духовного наставничества, проповеди. Впрочем, Иоанн не упоминает об этом постыдном и сексистском сомнении мужчин-апостолов (Лк. 24:11) в словах Марии — а фактически, в словах Христа.
 
******** Наше физическое тело не есть наше «я» (во времена Иисуса старательно собирали кости усопшего в оссуарий для последующего оживлении тела Богом, но вскоре раввины сошлись на идее, что Богу достаточно одной-единственной кости для «реконструкции» человеческого тела, современные христиане и иудеи не отрицают и восстановление тела из пепла крематориев и печей Освенцима)

ПРОПОВЕДЬ О СТРАДАНИЯХ И КРЕСТЕ М. Лютер

Д-р М. Лютер, навечерие Пасхи в Кобурге (1)
 
Дорогие друзья! Вы знаете, что в это время обычно проповедуют о Страстях Господних, поэтому я не сомневаюсь, что вы наверняка много раз слышали, какие это были страдания и муки, а также для чего Бог Отец все это устроил, а именно — Он тем самым хотел помочь, — помочь не Христу страдать, ибо Христос вовсе не имел нужды в таких страданиях, но в страданиях этих нуждались мы и весь род человеческий. [Вы слышали], что это дар, преподнесенный нам, и подарен он был по одной лишь благодати и милости [Божьей].
Об этом вопросе мы сейчас говорить не будем. Я об этом уже часто говорил. Но ввиду того, что тут и там появилось много заблуждающихся раскольников, которые только порочат Евангелие и винят нас в том, что мы умеем учить и проповедовать лишь о вере, будто мы положили под сукно учение о добрых делах и о святом кресте и страданиях, и еще говорят, что у них подлинный дух, который и побуждает их учить этому, поговорим мы сейчас только о примере Страстей Господних — о том, какой крест мы несем и терпим, и о том, каким образом мы должны его нести и терпеть.
 
Поэтому прежде всего следует обратить внимание, что Христос Своими страданиями не только избавил нас от дьявола, смерти и грехов, но страдания Его служат еще и примером, которому мы должны следовать во время наших страданий.
 
И хотя наши страдания и крест не следует превозносить, будто мы благодаря им станем блаженны или что-то заслужим, тем не менее нам следует страдать, как Христос, чтобы уподобиться Ему.
Ибо Бог постановил, чтобы мы не только верили в распятого Христа, но и были распинаемы и страдали с Ним, как указывает Он ясным образом во многих местах Евангелий. «Кто не берет креста своего, — говорит Он, — и следует за Мною, тот не достоин Меня» [Мф. 10:38], а также: «Если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли более домашних его?» [там же, ст. 25].
 
 
 
Посему каждый должен нести какую-то часть святого креста, по-другому и быть не может. Так говорит и св. Павел: «Восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» [Кол. 1:24]. Он как бы говорит: «Еще не весь Его христианский народ полностью подготовлен, мы тоже должны идти вслед за Ним, чтобы не было никакого недостатка в страдании Христовом, но чтобы достигло оно в нас полноты». Вот как следует размышлять всякому христианину, чтобы не оставаться ему без креста.
 
Причем это должен быть реальный крест и реальные страдания, доставляющие немало огорчения и боли, например, серьезная угроза имуществу и чести, телу и жизни. Такое страдание ощутимо, оно тяжело гнетет, иначе это не страдание, если оно не будет причинять много боли.
К тому же, это должно быть такое страдание, которое мы не сами для себя избрали, наподобие того, как раскольники сами себе выбирают страдание. Страдание должно быть такое, которого — будь это возможно — мы бы охотно избежали, страдание, которое насылает на нас дьявол или мир.
И тогда нужно, чтобы мы проявили твердость и смирились с этим, как я уже сказал, а именно, чтобы мы знали, что страдать нам надлежит, чтобы уподобились мы таким образом Христу, и что по-другому не может и не должно быть — каждому придется иметь свой крест и страдание.
Если человек это знает, тогда оно становится легче и терпимее, и в утешение себе можно сказать: «Что ж, раз я хочу быть христианином, значит надо носить одежду того цвета, какой носят при здешнем дворе. Любезный Христос при Своем дворе другой одежды не выдает. Надо терпеть».
 
Раскольники, которые сами себе выбирают крест, на это неспособны — они злятся, сопротивляются, хотя это страдание прекрасно и похвально. Однако они все равно винят нас в том, что мы якобы неправильно учим о страданиях и только они умеют учить. Мы же учим тому, чтобы никто не возлагал на себя и не выбирал сам себе крест и страдание, но — когда они случаются — терпеливо сносил их и терпел.
 
Но они ошибаются не только в том, что сами придумывают себе крест, но и в том, что весьма высоко превозносят его и видят в нем большую заслугу, оскорбляя тем самым Бога. Ибо это страдание не истинное, но негодное и самозванное. Мы же говорим, что своим страданием мы не заслуживаем ничего, и не выставляем мы его напоказ(2), как они выставляют. Нам достаточно знать, что Богу угодно, чтобы мы страдали, дабы уподобились мы таким образом Христу, как я уже сказал.
Итак, мы видим, что именно те, кто столько хвалится страданиями и крестом и много о них учит, меньше всего знают и о кресте, и о Христе, т. к. приписывают своим страданиям какую-то заслугу.
 
 
Друг любезный, здесь всё совсем не так, и никого к этому не принуждают и никого не неволят: не хочешь страдать бескорыстно, без заслуги, можешь не страдать и отречься от Христа, скатертью дорога. Но знай одно: если не хочешь страдать, значит не быть тебе придворным(3).Стало быть остается у тебя одно из двух: либо страдать, либо отречься от Христа. Если согласен страдать, тогда сокровище и утешение, обещаемые и даруемые тебе, столь велики, что на самом деле ты должен страдать охотно и с радостью: тебе отдается в дар Сам Христос, да еще со Своими страданиями!
 
 
Лишь поверь в это, и тогда даже посреди величайших ужасов и напастей ты сможешь смело сказать: «Даже если мне придется долго страдать — что это по сравнению с тем сокровищем, которое мой Бог дает мне в дар, чтобы я жил с Ним вечно?» И тогда страдание станет сладостным и легким, и будет уже не вечным страданием, но малостью кратковременной и скоротечной, как называют его св. Павел и св. Петр, а также Сам Христос в Евангелии.
Ибо они смотрят на сей преизобильный дар — Христос со Своим страданием и заслугой всецело стал наш. А страдание Христово столь могущественно и сильно, что наполняет небо и землю и раздирает на куски власть и силу дьявола и ада, смерти и греха.
 
И если ты сопоставишь это сокровище с твоею напастью и страданием, то по сравнению с таким благом тебе покажется лишь мелким ущербом, что потерял ты немного своего имущества, почести, здоровье, жену, ребенка, собственное тело и жизнь. Если же ты не желаешь обратить внимание на такое великое сокровище и ради него пострадать, что ж, ладно, иди своей дорогой: кто не верует, тому ничего и не достанется из этих несказанных благ и даров.
 
Далее, каждый христианин, смирившись, должен увериться, что это страдание будет ему во благо и что Христос ради Слова Своего поможет нам не только перенести это страдание, но еще и обратит его во благо. Крест сей станет приятнее и терпимее еще и оттого, что изольет Бог в сердце наше столько пряностей и лабы (4), что сможем мы вынести любую напасть и скорбь, как сказал св. Павел в 1 Кор. 10[:13]: «Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести».
И правда ведь, когда страдание и напасть становятся столь тяжки, что дальше некуда, они так давят и гнетут человека, что кажется: «Всё, не могу больше. Верно, конец мне». Вот тогда-то и можешь ты подумать о Христе, [вспомнить,] что верный Бог придет и поможет тебе, как от сотворения мира помогал Он Своим людям. Ведь это тот самый Бог, что был всегда.
 
 
И именно по этой причине страдаем мы, и страдали с самого начала все святые. Весь мир нам свидетель: страдаем мы не за то, что творили какие-нибудь безобразия или злодейства — прелюбодеяния, блуд, убийства и т. д. Но страдаем мы потому, что остаемся верны Божьему Слову, проповедуем его, слушаем, изучаем его и занимаемся им. И поскольку в этом состоит причина нашего страдания, пусть так всегда и продолжается! Мы имеем то же обетование и ту же причину страданий, что всегда были у всех святых. Потому и мы теперь можем смело утешаться тем же самым обетованием и твердо уповать на него во время наших страданий и бед. Это крайне необходимо.
 
Итак, во время страданий мы должны вести себя следующим образом: свято помнить об обетованиях, что крест наш и напасть обратятся нам во благо, которого мы и не чаяли и о котором никогда б и не подумали. Именно этим и различаются страдания и напасти у христиан и у всех остальных людей. Ведь на долю других людей тоже выпадают беды, крест и несчастья. Какое-то время они живут припеваючи, наслаждаясь своим счастьем и всем, чего душа пожелает.
 
Но случись с ними беда, так что придется пострадать, — и нечем им утешиться, потому что не имеют они надежного обетования и уверенности в Боге, которые есть у христиан. Поэтому не могут они утешиться тем, что Бог поможет им перенести их бедствие, и уж тем более не могут они предположить, что Он обратит эту напасть и страдание им во благо.
Поэтому, как видим, они не способны вынести даже малые напасти, а если выпадают на их долю большие, жестокие напасти, они совершенно отчаиваются, налагают на себя руки или терзаются так, что им белый свет не мил. Что в счастье, что в несчастье — ни в том, ни в другом они не знают меры: когда им хорошо, они — самые дерзкие, упрямые и высокомерные люди, каких только можно найти; когда им худо, они убиваются и хнычут хуже всякой бабы.
Сейчас они вон какие — бьют копытом, чванятся, показывают норов. А во время крестьянского бунта такая их тоска взяла, что места себе не находили. И так непременно бывает, если человек не имеет обетований и Божьего Слова. Христиане же находят утешение даже во время самых жестоких страданий и несчастий.
 
Чтобы лучше можно было это понять, приведу один наглядный пример того, как изображают и рисуют страдания христиан. Вы все хорошо знаете, как всегда рисуют св. Христофора. Впрочем, не следует думать, что когда-либо существовал человек с таким именем, делавший то, что рассказывают о св.Христофоре(5).
Однако тот, кто сочинил эту легенду или сказку, был, несомненно, очень разумный человек, пожелавший создать для простого народа образ, который послужил бы примером и точным изображением христианской жизни, как о ней следует рассуждать и как ее следует строить. И ему прекрасно удалось это изобразить, потому что христианин — как великан, у него большие, крепкие ноги и руки, как рисуют у Христофора, т. к. он несет такую ношу, какую и всему миру не под силу понести, [она не под силу] ни одному кесарю, королю или князю. Оттого и каждый христианин называется Христофором, т. е. «христоносцем», потому что принимает веру.
 
И что же при этом бывает? Когда человек принимает веру, она ему не кажется тяжелой. Она кажется маленьким ребеночком, хорошеньким, приятной наружности, легким, как показалось Христофору. Потому что сперва представляется, что Евангелие — это красивое, симпатичное, приятное, детское учение, чему мы и были свидетелями в самом начале: когда Евангелие пустило корни, все загорелись и тоже захотели стать евангельскими христианами.
Такая была охота у людей, такая жажда, такой пыл, жарче печки! Но что же было дальше? А дальше было, как у Христофора, который ощутил, насколько тяжел этот ребенок, только после того как вошел в воду и дошел до самого глубокого места.
 
Так и Евангелие — когда оно вырвалось наружу и от него пошли волны, римский папа, епископ, князья и вся их взбесившаяся дворня встали против него: вот тогда-то мы впервые и почувствовали, как тяжело нести этого ребенка. Как это похоже на доброго Христофора, который чуть не тонет! Как видите, и сейчас на том берегу, который противостоит Слову, творится столько интриг, уловок, обманов, ухищрений, и всё для того, чтобы утопить нас в воде.
Посреди таких угроз и ужасов мы бы перепугались насмерть, не будь у нас иного утешения. Итак, кто водрузил на себя любезного Младенца Христа, тот должен либо перенести Его через воду прямиком на ту сторону, либо утонуть. Среднего пути нет. Утонуть не годится, так что пойдем со Христом через воду, даже если снова покажется, что нам суждено в ней остаться.
Ведь мы имеем обетование: у кого есть Христос, кто на Него надеется и верует, тот может смело сказать с Давидом, Пс. 26[:3]: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться». Пусть они бьют копытом, чванятся, грозятся и стращают, как хотят, — даже если вода будет очень глубока, мы все равно пойдем через нее со Христом.
 
Так происходит и в других вопросах: если началось, дальше становится очень уж тяжело, будь то грех, дьявол, смерть или ад, или даже наша собственная совесть. Как же следует поступать? Куда бежать, где укрыться? Ведь нам так и кажется, что дело потерпит крах и погибнет. А те, на другом берегу, уверенны, горделивы, думают, что уже победили. Я тоже прекрасно вижу, что дорогой наш Христофор тонет, и тем не менее он выходит, потому что у него есть древо, за которое он держится.
Это древо — обетование о том, что Христос через наше страдание сделает нечто особенное. «В мире [welt], — говорит Он, — будете иметь тесноту и скорбь, а во Мне будете иметь мир [frid]». А также св. Павел: «Мы имеем верного Бога, Который выручает нас из напасти, так чтобы мы могли ее перенести»(6).
Эти изречения — посохи, да что там — деревья! — за которые человек держится, а вода пусть себе бушует и шумит, как хочет.
 
Итак, Христофор дан нам как пример и образ, чтобы укреплялись мы в наших страданиях, разумея, что страх и ужас не так велики, как утешение и обетование, и зная, что в этой жизни не будет нам покоя, если мы несем Христа, но чтобы во время напасти переводили мы взор с нынешнего страдания на утешение и обетование. И тогда на опыте познаем мы истинность слов Христовых: «Во Мне будете иметь мир [frid]».
Ведь в том и состоит искусное умение христиан, которому мы все должны научиться, — смотреть на Слово и гнать прочь с глаз наших видения постигающих и отягощающих нас бедствий и страданий. Плоть, однако, к такому умению неспособна, она смотрит не дальше, чем на нынешнее страдание. Такова уж манера дьявола — гнать Слово прочь с наших глаз, чтобы смотрел человек только на сегодняшнюю свою беду. То же самое он проделывает нынче и с нами, очень желая, чтобы мы отреклись от Слова, забыли его и смотрели только на опасность, грозящую нам от папы и от турок. Если преуспеет он в этой игре, то потопит нас в этом бедствии, так что мы ничего уже не будем видеть, кроме всего этого тарарама.
Но этого не должно быть, потому что произойдет вот что: если человек, желающий быть христианином, будет руководствоваться ощущениями, он скоро потеряет Христа. Из сердца и разума гони страдания и крест как можно усерднее, иначе, если будешь долго о них думать, зло станет еще злее.
 
 
Если случилась у тебя какая-то напасть и ты страдаешь, то говори так: «Не я выбрал и приготовил себе этот крест. Терплю я его, верую во Христа и учу о Нем благодаря любимому моему Слову Божьему. Пусть так всегда и будет во имя Бога. Пусть возьмет верх и доведет борьбу до конца Тот, Кто давно уже предупредил меня о подобных страданиях и обещал мне Свою Божественную, милостивую помощь».
 
Итак, если вникнешь в Писание, то почувствуешь утешение, и всякое дело твое, с которым ты не мог управиться никакими искусными приемами и способами, пойдет лучше. Купец оставляет свой дом и двор, жену и детей ради денег и товара, рискует своим телом и жизнью ради презренного барыша, не имея никаких гарантий, что вернется домой к жене и детям целым и невредимым, и все-таки отваживается и дерзает пускаться в опасные предприятия безо всяких гарантий. Если уж купец способен на такое ради денег и товара, то стыд и срам, если мы, зовущиеся христианами, не желаем потерпеть креста малого, хотя имеем в руках древо, за которое можем держаться, сопротивляясь волнам, а именно — Слово Божье и надежные, прекрасные обещания, что не потопят нас эти волны!
 
Так же поступает и конный воин, отправляющийся на войну, где на него нацеливается столько копий, алебард и мушкетов! Он тоже не имеет обетования, на которое он мог бы положиться, кроме собственной удали. И все же он идет туда, хотя вся жизнь его превращается в тяготы и лишения. Так же поступают и паписты, которые не пожалеют никаких усилий и трудов, лишь бы восстановить свою мерзость и идолопоклонство. Сколько строили они разных замыслов с тех пор, как стало распространяться Евангелие, да и сегодня продолжают их строить один за другим, хотя все они обратились вспять и рассыпались в прах! Даже сейчас еще они уверенно полагают, что их дело выгорит и подавят они Слово [Божье], и потому идут на сущие безрассудства.
 
Итак, если купцы, всадники, паписты и им подобные выказывают такую смелость, отваживаются на такие опасности, старания и труды и терпят их, то стыдно нам, право, воротить нос от страданий и креста, если знаем, что, во-первых, Бог так установил, чтобы мы страдали, и что по-другому не может быть; а во-вторых, знаем также обетование и гарантию, что, хотя мы и не такие хорошие христиане, какими должны быть, хотя мы боязливы и слабы как в жизни, так и в вере, Он все равно защитит Свое Слово лишь потому, что это — Его Слово. Таким образом, у нас есть все основания проявить упорство и сказать: «Пусть соберутся хоть десяток римских пап и турецких императоров, посмотрел бы я, одолеют ли они человека по имени Христос!» Они вполне могут затеять какую-нибудь игру, которая им самим окажется не по плечу, но Слову они не смогут нанести никакого ущерба. И так будет, хотя мы и слабы в вере.
 
 
 
Воистину, это — искусное умение: проходя через страдания и крест, смотреть на Слово и утешительное обетование и верить в них, как сказал Он: «Во Мне будете иметь мир [frid], а в мире [welt] — скорбь». Он как бы говорит: «Опасность и ужас непременно будут у вас перед глазами, если вы примете Слово Мое. Пусть так. Все это встретит вас и противостанет вам из-за Меня.
Но будьте уверены — Я не оставлю вас. Я буду рядом с вами и буду помогать вам: каким бы большим ни было злоключение, она станет для тебя малым и легким, если сможешь ты подумать таким образом о Слове Божьем». Посему каждый христианин должен вооружиться прекрасными, утешительными обетованиями, которые оставил нам Христос, любимый Господь наш, чтобы во время напасти мы защищали и ограждали себя ими, когда случится нам страдать ради Его Слова.
 
Если же этого не делать и пренебречь утешительными изречениями, то, когда придет крест, с нами случится то же, что случилось в раю с Евой, имевшей Божий наказ, которым она должна была отмести прочь дьявольские наущения и подстрекательства.
И что же она сделала? Пренебрегла Словом и озаботилась мыслями о том, как красиво было это яблоко, от такой малости, мол, ничего не зависит. И не устояла. Если человек забывает о Слове, никак иначе и не может быть.
 
 
Если же мы храним верность Слову и держимся за него, то непременно увидим, что все обернется для нас благополучно и мы победим. Вот этим двум вещам мы и учим, когда проповедуем о страданиях и кресте. А кто обвиняет нас в том, что мы вовсе не учим о кресте, тот возводит на нас клевету. Не учим мы вот чему — что страдания наши имеют какую-то заслугу перед Богом. Нет уж, вот это прочь, прочь отсюда! Так страдал один лишь Христос и более никто, и Ему одному должна принадлежать вся честь.
 
В-третьих, посмотрим также, почему Господь Бог наш посылает нам такие страдания. А причина в том, что таким образом хочет Он уподобить нас Своему возлюбленному Сыну — Христу, чтобы стали мы похожи на Него в здешнем житии в страдании, и в тамошней жизни в чести и славе, как сказал Он: «Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» [Лк. 25:26]. Но сделать это с нами Бог может не иначе, как посредством страданий и напастей, которые Он посылает нам через дьявола или злых людей.
 
Вторая причина состоит в том, что, хотя Бог не желает изнурять нас и мучить, этого желает дьявол, для которого Слово [Божье] невыносимо. Ведь он по природе столь злокознен и ядовит, что просто не может потерпеть никакого добра. Досадно ему, что на дереве растет яблоко. Огорчает его и злит, что у тебя здоровый палец. Была б его воля, он порвал бы все на свете да и побросал бы в кучу. Но больше всего он ненавидит любимое наше Слово [Божье], и вот почему: он может спрятаться под любым творением, и только Слово Божье снимает с него покров, лишая его укрытия и показывая всем, как он черен. Он защищается, упирается, собирает князей и епископов и думает тем самым снова себя прикрыть. Но все без толку — Слово выводит его на свет. Оттого он тоже не успокаивается, и поскольку Евангелие его не терпит, он в свою очередь тоже не желает его терпеть. Один нападает, другой дает отпор. И если бы милосердный Бог наш не защищал нас ангелами Своими и мы могли бы видеть [все] ухищрения, посягательства и обманы дьявола, мы бы умерли от одного лишь вида их, столько картаунов (7) и мушкетов он на нас навел!
Но Бог не дает им попасть в цель.
 
Итак, сходятся два ратоборца, каждый из которых делает все, что для него возможно. Дьявол затевает одну беду за другой, ибо он — дух сильный, злой, беспокойный. И тогда наступает черед Богу нашему вступиться за Свою честь. Ведь Слово, которое мы несем, — слово немощное, нищее. И мы, имеющие его и занимающиеся им, — тоже люди немощные и нищие и носим сокровище сие, как сказал Павел, в глиняных сосудах, которые легко расколоть и разбить.
Не жалеет злой дух никаких сил, бьет яростно, не расколет ли сей горшочек. Так досадливо стоит он у него перед носом, что никак не может он его потерпеть и сразу набрасывается с водой и огнем, только бы загасить и потушить искорку малую. Поглядит Бог на все это какое-то время, да и положит нас между молотом и наковальней (8), чтобы на опыте своем мы познали, что малое, немощное, нищее Слово сильнее дьявола и врат адовых.
Приступят они к сему замку, дьявол и его приспешники, а как попробуют взять его приступом, так и обнаружат, что, хотя бы прошиб их пот, все равно они не победят, потому что это — скала, как назвал его Христос, которую не одолеть. Так будем же терпеть, что выпадает на долю нашу, дабы испытать, что Бог встанет рядом с нами, защищая и ограждая нас от этого врага и всех его присных.
 
В-третьих, очень необходимо также, чтобы страдали мы не только затем, чтобы Бог подтвердил Свою честь, мощь и силы наперекор дьяволу, но еще и потому, что, имея это сокровище, в отсутствие бед и страданий мы храпим и успокаиваемся. Как часто видим мы, что многие грешно и постыдно злоупотребляют святым Евангелием — словно Евангелие освободило их настолько, что не надо больше ничего делать, давать и терпеть!
 
Такое лукавство Бог наш может искоренить не иначе, как крестом. Поэтому Он должен закалять нас, приводить нас в движение, чтобы умножилась и укрепилась вера и чтобы мы таким образом еще глубже восприняли Спасителя. Ибо сколь мало мы можем обойтись без пищи и пития, столь же мало мы можем обойтись без напастей и страданий, посему необходимо нам, чтобы дьявол мучил нас гонениями или каким-нибудь тайным жалом, терзающим нам сердце, как жалуется св. Павел [2 Кор. 12:7]. А раз лучше иметь крест, чем быть без креста, то не следует никому страшиться и бояться его. Ты же имеешь доброе, надежное обетование, которым можешь утешаться. Ведь и Евангелие не может явить себя, кроме как через страдания и крест.
 
Наконец, страдания христиан более благородны и драгоценны, чем страдания всех остальных людей, ибо хотя Христос и подверг их страданиям, Он освятил страдания всех Своих христиан. Ну не жалкие ли мы глупцы?! Бегали в Рим, Трир и другие места посещать святыни, но отчего же не возлюбили мы также крест и страдание, которое было гораздо ближе Христу и коснулось Его ближе, чем любая одежда на теле? Оно коснулось не просто тела, но сердца. Так, через страдание Христово, страдание всех Его святых стало настоящей святыней, ибо оно окрашено страданием Христа. Посему всякое страдание мы должны принимать не иначе, как святыню, ибо оно воистину святыня.
 
И поскольку мы знаем, что Богу угодно, чтобы мы страдали, и что в страдании нашем, лучше, чем в любом другом деле, являет себя и становится зримой слава Божья, и поскольку мы такие люди, что без страданий не сможем устоять в Слове [Божьем] и вере, и притом имеем благородное, ценное обетование, что крест наш, посылаемый Богом, — вещь не плохая, но драгоценная и благородная святыня, зачем же тогда уклоняться нам от страданий? Кто не хочет страдать, пускай себе идет и живет барином. Мы проповедуем это только благочестивым людям, желающим быть христианами. Другим это и не под силу исполнить, ведь мы имеем великое утешение и обетование, что Он не даст нам так и остаться в страдании, но выручит, даже если все усомнятся. Ибо, хотя это и больно, все-таки должен ты что-то претерпеть, не может же все время быть тишь да гладь. Да и хорошо, и даже в тысячу раз лучше, страдать ради Христа, обещавшего нам утешение и помощь в страданиях, чем страдать ради дьявола и безо всякого утешения и помощи отчаиваться и гибнуть.
 
Вот так мы учим о кресте, и вы должны взять себе за правило четко отличать страдание Христа от всех других страданий: то страдание — небесное, а наше — земное; то страдание делает всё, наше — не делает ничего, кроме того, что благодаря нему мы становимся подобны Христу. Таким образом, страдание Христа — это страдание господина, а наше — страдание раба. А кто учит об этом иначе, тот не знает ни что такое страдание Христово, ни что такое страдание наше.
Причина: разум иначе и не может, ему очень хочется похвастаться своими страданиями (как и всеми прочими делами), мол, что-то оно да заслуживает. Посему мы должны как следует научиться отличать одно от другого. Итак, на сей раз довольно сказано о примере Страстей Господних и о наших страданиях. И дай Бог, чтобы мы правильно усвоили это и научились.
 
 
Аминь.
 
_______
 
1 Лютер выступил с этой проповедь по приезде в Кобургский замок, где он жил во время Аугсбургского рейхстага, на котором было представлено «Аугсбургское исповедание». Среди собравшихся в замковой часовне были курфюрст Иоганн, граф Альбрехт Мансфельдский, Меланхтон, Юст Йонас, Файт Дитрих, Иоганн Агрикола и около тридцати человек из свиты курфюрста. Проповедь конспектировал Файт Дитрих, который подготовил ее печатный вариант в 1530 г., но сам конспект был включен в собрание Георга Рёрера. Существует также конспект Штольца. (Из предисловия редактора AE).
 
2 Буквально: …und fassens nicht also ynn schone Monstrantzen — «не кладем их в красивые монстранции». Монстранция (иначе: дароносица) — в Римско-кат. церкви сосуд для торжественного выставления святых даров. (Прим. пер.)
 
3 Т. е. придворным Царя Христа. (Прим. пер.)
 
4 Лаба (нем.) — закваска из сычуга теленка для створаживания молока. (Прим. перев.)
 
5 Согласно преданию, св. Христофор происходил из Ханаана и изначально звался Оферон. После обращения в христианство Оферон решил служить Христу, помогая людям. Будучи наделен недюжинной силой и огромным ростом, он стал переносить путников через опасную реку, в которой тонуло много людей, желавших перебраться на другой берег. Однажды ему пришлось нести ребенка, который был так тяжел, что Оферон едва смог выдержать его вес. После того как они вышли на берег, ребенок открылся Оферону как Христос, несший на Себе тяжесть грехов всего мира. После этого Оферон получил имя Христофор (греч. «христоносец»). (Прим. перев.)
 
6 Парафразы Ин. 16:33 и 1 Кор. 10:13. (Прим. в AE
 
7 Разновидность старинной осадной пушки. (Прим. пер.)
 
8 Буквально: steckt uns zwisschen thuer und angel — «засунет нас между дверью и дверной петлей». (Прим. пер.)
 
©Евангелическое Лютеранское Служение,
 
перевод (пробный вариант), 2003.
 
Перевод выполнен по изданию: «Jn der Marter wochen Ein Sermon vom leiden vnd Creutz» //
 
D. Martin Luthers Werke. Kritische Gesammtausgabe. 32. Band, S. 27-39. Weimar.
 
Перевод с немецкого А. Зубцова

ПРОПОВЕДЬ О СОЗЕРЦАНИИ СВЯТЫХ СТРАСТЕЙ ХРИСТОВЫХ М. Лютер

   
   Во-первых, некоторые размышляют о страданиях Христовых, гневаясь на иудеев, — поют о злосчастном Иуде[1], бранят его и считают достаточным привычно сетовать на других, клясть и порицать своих противников. Это размышление скорее не о страданиях Христа, а об Иуде и о лукавстве иудеев.
 
   Во-вторых, некоторые указывали на разнообразные выгоды и плоды, происходящие от созерцания страданий Христа. В этой связи есть одно изречение, приписываемое св. Альберту[2], что лучше один раз помыслить о страданиях Христа, чем целый год поститься, весь день молиться по Псалтыри и т. д. Делают они это слепо и, напротив, лишаются истинного плода страданий Христовых, ибо ищут в этом своё.
Потому и носят они с собой образки и книжки, грамоты[3] и крестики, а некоторые доходят до того, что полагают, будто этим они защищают себя от воды, льда, огня и всякой опасности[4]. Так страдания Христа теряют свой смысл вопреки их существу и природе.
 
   В-третьих, люди занимаются также состраданием Христу, оплакивая Его и рыдая о Нем как о невинном человеке, подобно женщинам, шедшим за Христом из Иерусалима, которых Он порицал, сказав, что оплакивать им следует самих себя и своих детей.
Во время чтения страстей люди такого рода высоко возносятся мыслями своими, сильно переживая прощание с Христом в Вифании[5] и скорби Девы Марии[6], но и они не идут дальше этого. Столь много часов созерцают люди страсти, и Бог знает, для чего это больше придумано — для сна или все же для бодрствования[7].
 
Сюда же относятся те, кто, узнав, какие великие плоды приносит святая месса, по простоте своей считает достаточным то, как они слушают мессу. На основании изречений некоторых учителей нам внушают, что месса opere operati, non opere operantis[8], угодна [Богу] сама по себе и без наших заслуг и достойности. Этого, мол, достаточно. Но ведь месса установлена не в силу своей собственной достойности, а ради того, чтобы делать достойными нас[9], особенно же ради того, чтобы размышляли мы о страданиях Христовых.
А где этого не происходит, месса становится делом плотским и бесплодным, каким бы добрым оно само по себе ни было, ибо какая польза тебе от того, что Бог есть Бог, если Он не Бог для тебя?[10] Что толку, что еда и питие сами по себе целебны, если они не целебны для тебя? Смотри же, от множества месс не будет лучше, если ты не ищешь в ней подлинного плода.
 
   В-четвертых, правильно размышляют о страданиях Христовых те, кто при виде их ужасается сердцем и чья совесть сей же час приходит в смятение. Ужас должно внушить то, что видишь ты пламенный гнев и неизменную суровость Бога в отношении греха и грешников, так что не желал Он отдать грешников даже Своему единственному, возлюбленному Сыну, если Тот не заплатит за них столь тяжкую плату, как сказал Он устами Исаии, гл. 53: «За преступления народа Моего претерпел казнь». Что же будет грешникам, когда такую казнь претерпело любимейшее Дитя?
Невыразима и нестерпима должна быть та ярость, которой подвергает Себя столь великий и превосходный Человек и от которой Он страдает и умирает. И если глубоко задумаешься о том, что страдает Сам Божий Сын, вечная Премудрость Отца, то непременно придешь в ужас, и тем сильнее [будешь ужасаться], чем глубже [будешь размышлять].
В-пятых, хорошенько уясни себе и нисколько не сомневайся: именно ты и мучаешь Христа столь тяжко, ибо все это произошло из-за твоего греха. Св. Петр во 2-ой главе Книги Деяний так сильно потряс иудеев и привел их в ужас, словно удар грома, сказав им всем: «Вы распяли Его», что в тот же день три тысячи в страхе и трепете сказали Апостолам: «Что нам делать, мужи братия?» и т. д. [Деян. 2:37] Посему, когда видишь руки Христовы, пробитые гвоздями, знай наверняка, что это сделал ты. Когда видишь терновый венец, знай, что это от твоего злого помысла и т. д.
 
   В-шестых, смотри же, когда Христа уязвляет одно терние, то тебя по справедливости должно уязвить в сто тысяч раз больше терний, причем уязвлять тебя они должны вечно и намного злее.
Когда Христу калечит руки или ноги один гвоздь, тебе надлежало бы вечно мучаться от таких же и даже еще более страшных гвоздей, что и случится с теми, для кого страдания Христовы проходят впустую, ибо сие честное зеркало[11], Христос, не станет лгать или обманывать.
Что оно показывает, то и будет, да еще как!
 
   В-седьмых, св. Бернара[12] охватил от этого такой ужас, что он сказал:
«Думал я, что нахожусь в безопасности, и ничего не знал о том вечном приговоре, что был вынесен мне на небе, пока не увидел, что единородный Сын Божий милует меня, заступается за меня и подвергает Себя этому приговору ради меня.
О, мне теперь не до шуток, и не могу я быть безмятежен, когда дело обстоит столь серьезно!» Так повелел [Иисус] женщинам:
«Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших», и объяснил причину: «Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» [Лк. 23:28, 31]
 
Он как бы говорит: «Познайте из Моих мук, чего вы заслужили и что вам полагается».
 
Верно ведь говорят: овечку стригут, а другая того же себе жди. Так сказал и пророк: «Ради Него будут оплакивать себя все племена земные».
Он не говорит: «Они будут оплакивать Его», но:
«Ради Него будут оплакивать себя».
 
Как уже говорилось выше, столь сильно ужаснулись люди в Деян. 2, что сказали Апостолам: «Что нам делать, мужи братия?» [Деян. 2:37] Так же поет и церковь: «Я буду усердно об этом думать, и будет сокрушаться во мне душа моя»[13].
 
   В-восьмых, об этом пункте надлежит размышлять особо, потому что в нем, по сути, и состоит польза от страданий Христа, а именно — чтобы человек пришел к познанию самого себя, испугавшись за себя и сокрушившись.
А если человек к этому не приходит, значит страдания Христовы еще не пошли ему на пользу в полной мере.
 
Ведь действие страданий Христа, свойственное им по природе их, состоит в том, чтобы уподобить человека образу Его, чтобы, как Христос телом и душой тяжко мучался от наших грехов, так и мы, подобно Ему, мучались совестью от грехов своих.
 
Многословием этого не добиться, а ведет к этому глубокое размышление и острое осознание грехов.
 
Возьми такое подобие: допустим, судят какого-то злодея за то, что он удушил сына князя или короля, а ты живешь себе припеваючи, ни о чем не беспокоишься, как будто ты невиноват. Но когда схватят тебя и изобличат, что это ты подговорил злодея, вот тогда тебе небо с овчинку покажется, особенно если еще и совесть лишит тебя покоя[14].
И еще страшнее тебе должно стать, когда размышляешь ты о страданиях Христа. Ведь злодеи, иудеи, которых Бог теперь судил и изгнал, были слугами твоего греха, и на самом деле из-за твоего греха Бог умертвил и распял Сына Своего, как уже было сказано.
 
   В-девятых, кто окажется настолько черств и сух, что страдания Христовы не вселят в него страх и не приведут к познанию себя, тот бойся, ибо от этого будет только одно — придется тебе уподобиться образу и страданиям Христа, будь то на земле или в аду.
По крайней мере, при смерти и в чистилище[15] придется тебе ужасаться и трепетать, содрогаться и ощущать все, что претерпел Христос на кресте. Страшно будет ждать на смертном одре.
 
Посему надлежит тебе молить Бога, чтобы Он смягчил твое сердце и позволил тебе плодотворно размышлять о страстях Христовых.
Ведь и невозможно нам самим основательно задуматься о страданиях Христа, если Бог не положит нам это на сердце. Ни созерцание сие, ни какое другое учение не дается тебе для того, чтобы ты сам по своей воле начал его исполнять.
Сперва следует взыскать и возжелать благодати Бога, чтобы ты исполнял это по благодати Его, а не от самого себя. Ведь потому и не размышляют правильно о страстях Христовых вышеупомянутые люди, что, не воззвав об этом к Богу, они своими силами придумали собственный способ и занимаются этим чисто по-человечески и бесплодно.
 
   В-десятых, кто таким образом размышляет о страданиях Божьих один день, один час и даже четверть часа, о том мы смело можем сказать, что это лучше, чем если бы он целый год постился, весь день молился по Псалтыри и даже отслушал сотню месс. Ведь это размышление существенно изменяет человека, почти как крещение рождает заново.
 
Здесь страсти Христовы совершают свое подлинное, свойственное им по их природе, благородное дело — умерщвляют ветхого Адама, лишают человека всякого удовольствия, радости и уверенности, которые он мог бы иметь от твари, как и Христос был оставлен всеми, даже Богом.
 
   В-одиннадцатых, поскольку это[16] не в нашей власти, бывает, что мы иногда об этом просим, но не сразу получаем. Не следует, однако, унывать и отступаться. Иногда бывает, что просим мы не о том, что известно и желанно Богу, ибо это должно происходить естественно и непринужденно.
Огорчится человек совестью своею и ощутит отвращение к злу в своей жизни.
Он вполне может и не знать, что производится это в нем страданиями Христовыми, о которых он, может быть, и не помышляет, в то время как другие истово размышляют о Христовых страданиях и все же не выходит у них познать себя.
У тех страдания Христовы — сокровенные и подлинные, а у этих — мнимые и обманчивые, и таким образом Бог часто показывает изнанку: те, кто не размышляет о страстях Христовых, — они-то как раз и размышляют; и мессу слушают те, кто ее не слушает; а кто слушает — тот как раз и не слушает.
 
   В-двенадцатых, сейчас идет у нас Страстная неделя, и почтили мы, как полагается, Страстную пятницу. Близится Пасха и Воскресение Христово. Так вот когда человек осознал таким образом свой грех и преисполнился страха, смотри, чтобы грех не отягощал больше совесть — от этого произойдет одно уныние. Но как вытекли они из Христа и были признаны, так надлежит снова возлить их на Него и освободить совесть.
Так что смотри, не делай, как обольщенные люди, которые, терзаясь внутренне и изводя самих себя из-за грехов своих, стараются — хотя это невозможно — выпутаться из затруднения и освободиться от греха путем лихорадочного творения добрых дел, совершения сатисфакции, получения отпущения. И к сожалению, глубоко укоренилась эта ложная уверенность в сатисфакции и паломничествах.
 
   В-тринадцатых, тогда отринешь ты грех свой от себя и возложишь на Христа, если твердо веруешь, что Его раны и страдания — это твой грех, дабы Он понес и оплатил его, как говорит Исаия, глава 53 [ст. 6]: «Господь возложил на Него грехи всех нас», св. Петр:
«Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо» [1 Пет. 2:24], и св. Павел: «Бог сделал Его для нас грешником, чтобы мы благодаря Ему сделались праведными»[17] [2 Кор. 5:21].Ты смело должен уповать на эти и подобные изречения, и тем смелее, чем сильнее тебя мучает совесть.
 
Ибо если не сделаешь этого, но будешь силиться успокоить себя раскаянием и сатисфакцией, то никогда не обретешь покой и в конце концов должен будешь отчаяться.
Потому что наши грехи, если мы так и будем изводить ими свою совесть, если позволим им оставаться при нас и будем смотреть на них в своем сердце, окажутся слишком сильны для нас и будут жить вечно. Но когда видим мы, что они лежат на Христе и что Он побеждает их Своим воскресением, и смело в это верим, тогда они мертвы и обращаются в ничто.
 
Потому что на Христе они не могут оставаться, они поглощены Его воскресением, и теперь ты не видишь на Нем никаких ран, никакой скорби, а это признак того, что грехов нет. Так говорит св. Павел, что Христос умер за грехи наши и воскрес для оправдания нашего, т. е. Своими страданиями Он обличает наши грехи и тем самым умерщвляет их, а воскресением Своим делает нас праведными и свободными от всех грехов, если только мы веруем в это.
 
1519 г.
 

Гости

Сейчас 138 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте

Библейские цитаты

Top
We use cookies to improve our website. By continuing to use this website, you are giving consent to cookies being used. More details…