ПРОПОВЕДЬ 15-АЯ А.Швейцер

 
 
 
​"Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его".
(Евангелие от Марка 12: 28-34)
 
 
 
 
Книжник, спросивший Иисуса, какая из заповедей величайшая, ищет знания. Он жаждет получить ответ на вопрос, волнующий его соотечественников. Согласно Евангелию от Матфея (глава 22-я), книжник искушает Иисуса. Однако евангелист Марк, несомненно, с большей точностью воспроизводит этот эпизод, описывая, как в продолжение их короткой беседы между ними установилось взаимопонимание и сердца их раскрылись навстречу друг другу, после чего каждый пошел своим путем.
 
В те дни умы Израиля занимала следующая проблема: возможно ли свести все заповеди, как самые важные, так и менее значительные, к одному основному закону. Такая же задача стоит и перед нами. Что есть добро само по себе? Я читал вам вечные слова Господа нашего о прощении, милосердии, любви и других качествах, которыми мы, его последователи, должны руководиться в нашей жизни. Однако мы чувствуем, что качества эти суть отдельные цвета спектра, на которые разлагается естественный свет первоосновы нравственного подхода, которого Он требует от нас.
 
Давайте вместе подумаем над тем, что есть основная заповедь всякой нравственности. Я собираюсь посвятить несколько проповедей вопросам христианской морали, над которыми я неотступно размышлял в далекой стране, в диких джунглях, вспоминая богослужения в церкви св. Николая и надеясь, что придет день, когда я снова буду говорить с вами.
Важнейший вопрос, который стоит сейчас перед нами, касается сущности нравственного. До недавнего времени мы, как и прошлые поколения христиан, отрицали то, что ныне вынуждены признать, если мы не хотим погрешить против истины: христианская мораль никогда не была сильна в этом мире. Она никогда не владела сердцами и помыслами и была принята лишь внешне, на словах. Люди ведут себя так, словно им неведомо, что есть мораль, словно учения Иисуса не существует. Поэтому бесполезно повторять нравственные заповеди Иисуса и утверждать, что в конце концов они завоюют всеобщее признание. Это все равно, что пытаться расписать красками мокрую стену. Нам необходимо прежде всего создать предпосылки для понимания моральных заповедей и ориентировать мир на такое мировоззрение, которое признает в них смысл и ценность.
​Истолковать учение Иисуса так, чтобы его принципы были применимы в нашей повседневной жизни, трудно. Вдумаемся в слова великой заповеди. Что это значит — возлюбить Бога всем сердцем и творить добро из любви к Нему, если можно выбрать также и зло? И следующее поучение: "Возлюби ближнего, как самого себя”. Истолковывая эту заповедь, я мог бы привести множество прекрасных примеров. Но осуществима ли она на практике? Предположим, что с завтрашнего дня вы решили соблюдать ее буквально. К каким результатам вы придете уже через несколько дней?
Величайшая загадка христианского нравственного учения состоит в том, что мы не можем применить учение Иисуса в нашей повседневной жизни, каким бы искренним ни было наше желание служить Ему. И тогда возникает опасность, что мы, восхваляя эту заповедь как "идеал”, отвесим ей почтительный поклон, а в практической жизни оставим ее без внимания.
Есть и другое опасное заблуждение, которое ставит под угрозу христианскую мораль: мы можем впасть в высокомерие. Прощая врагам, мы мним себя благородными: делая во имя Христа то немногое, на что мы способны, мы считаем, что наши поступки лучше и значительнее поступков других людей. И это самодовольство зачастую делает нас еще безнравственнее тех, кто не стремится следовать заповедям Иисуса. Требования Иисуса трудно выполнить, ибо, требуя от нас необычного, Он хочет, чтобы мы воспринимали это как нечто обычное и всегда чувствовали себя слугами нерадивыми, какими бы великими ни представлялись нам наши деяния.
 
Вот почему мы сообща размышляем над тем, что же есть добро само по себе, мы хотим уяснить себе, каким образом возвышенные требования Иисуса могут быть осуществлены на деле, мы хотим принять их как естественный долг человека. Мы хотим понять основополагающий принцип нравственности и из нее, как из высшего закона, вывести все нравственные действия. Однако можно ли вообще постичь нравственность? Не есть ли это дело сердца? Не лежит ли в ее основе любовь? Вот уже две тысячи лет нам повторяют эти слова. И каков результат?
 
Окинем мысленным взором как человечество в целом, так и отдельных людей. Почему они столь неустойчивы? Почему даже благочестивые — а зачастую именно они — позволяют предрассудкам и национальным страстям вовлечь себя в дела и суждения, лишенные всякого нравственного оправдания? Потому что у них нет морали, основанной на разуме и обоснованной логически; потому что для них мораль не есть некая данность, постигаемая разумом.
Для того, чтобы возникла истинная мораль, разум и сердце должны действовать сообща. Эта проблема представляет определенную трудность как в свете решения общих вопросов морали, так и для практических нужд повседневной жизни.
Говоря о разуме, я имею в виду проникающий в глубину вещей и охватывающий всю их совокупность, объемлющий сферу воли рассудок.
 
Пытаясь разобраться в себе с учетом нравственной воли внутри­ нас, мы обнаруживаем странную раздвоенность: с одной стороны, эта воля связана с разумом, с другой — нам навязываются решения, которые нельзя назвать разумными, поскольку они соответствуют абсолютно произвольным требованиям. В этой раздвоенности, в этом странном напряжении — сущность этического. Не следует бояться, что нравственность, основанная на разуме, будет излишне холодной, ибо разум, взыскующий глубин, перестает быть холодным и отстраненным и начинает говорить в тон с сердцем. А сердце, пытаясь узнать себя самое до самых глубин, обнаруживает, что его царство частично совпадает с царством разума. Чтобы достичь крайних пределов своих обширных владений, сердце должно пройти через владения разума. Как это происходит?
 
Давайте мысленно проделаем путь к первоначальному понятию добра сперва с точки зрения сердца, а затем с точки зрения разума и посмотрим, совпадают ли они. Сердце утверждает, что в основе нравственности лежит любовь. Вдумаемся в это слово. Оно обозначает гармонию и общность сущности и изначально употребляется применительно к людям, которые так или иначе причастны друг другу по своей природе, так что их существование внутренне и тесно взаимосвязано, как у детей и родителей, супру­гов, близких друзей. Нравственность требует от нас, чтобы незнакомые люди не были нам чужими. Более того, нам должны быть близки и те, к кому мы испытываем неприязнь, и те, кто нам враждебен. В сущности заповедь любви означает следующее: нет чужих людей, есть просто люди, чьи заботы должны стать вашими заботами. Нам кажется совершенно естественным, что к одним людям мы питаем добрые чувства, а к другим равнодушны. Но нравственность оспаривает то, что кажется нам естественным. Иисус упраздняет эту чуждость бытия, когда говорит: "Другой человек должен быть так же близок тебе, как ты сам; то, что выпадает на его долю, ты должен переживать так же непосредственно, как происходящее с тобой”.
 
Пусть сердце пояснит нам заповедь: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею”. Возлюбить Бога, чья сущность столь далека от нас и непостижима! Очевидно, что здесь слово "любовь” употреблено в переносном, в нравственном смысле. Как можно Бога, который не нуждается в нас, любить, словно он — кто-то, кого мы встречаем каждый день? Если по отношению к человеку любовь означает какие-либо общие переживания, оказание помощи, сочувствие, то по отношению к Богу эта любовь — как благоговение. Бог есть бесконечная жизнь. Таким образом, элементарный закон нравственности в понимании сердца гласит, что из благоговения к непостижимой, бесконечной и живой реальности, которую мы называем Богом, все люди должны быть близки нам и во всем мы должны сопереживать им.
Вот что говорит сердце, пытаясь истолковать заповедь любви к Богу и к ближнему в ее самом общем выражении.
Дадим же слово и разуму. Пусть он в своих поисках действует так, словно нам ничего не известно о нравственности. Посмотрим, далеко ли мы продвинемся, размышляя над тем, что влияет на наши поступки. Заставит ли нас и разум выйти за собственные пределы?
 
Обычно считается, что разумное обоснование может получить только эгоизм. Что возразить на это? Такова мудрость тех, кто это утверждает, только и всего. В лучшем случае она может научить нас благопристойности и справедливости, поскольку эти последние в большей или меньшей степени совместимы с чувством счастья. Разум есть потребность знания и стремление к счастью: то и другое таинственным образом внутренне связано между собой.
 
Потребность знания! Попытайтесь постичь все и вся, проникайте мыслью до самых пределов человеческого познания, и вы обязательно столкнетесь с чем-либо непостижимым, и это непости­жимое называется жизнью! Эта тайна столь глубока, что различие между познавшим и невежественным имеет лишь относительный характер.
Есть ли существенная разница между ученым, наблюдающим в микроскоп едва заметные признаки жизни, и полуграмотным фермером, который смотрит на почки, распускающиеся на ветвях в его весеннем саду? Оба наблюдают тайну жизни. Первый может описать ее явления с множеством подробностей, но и для него она остается до конца неразгаданной. В сущности всякое знание — это знание жизни, и всякое познание — это удивление перед ее загадкой, благоговение перед жизнью в ее бесконечных и вечно новых формах. Возникновение жизни, ее становление и умирание — разве это не удивительно! Она возникает в других существах, умирает, вновь рождается и так до бесконечности! Мы можем все, и мы ничего не можем, ибо при всей нашей мудрости мы не создаем ничего живого, мы не в силах вдохнуть жизнь в наши творения!
 
Жизнь — это сила и воля, исходящая из первоосновы бытия и вновь в ней растворяющаяся, это чувство, ощущение, страдание. Пытливо вглядываясь в жизнь, мы видим необъятный одушевленный хаос бытия, чья безмерность так захватывает, что кружится голова. Во всем вы найдете себя. Крошечный мертвый жучок, лежащий на дороге, был таким же живым существом, как и вы, он боролся за жизнь, радовался солнцу, знал страх и боль. А теперь он — всего лишь частица разлагающейся материи, та же участь рано или поздно ожидает и вас.
Вы выходите на улицу; идет снег. Вы беспечно стряхиваете с рукава снежинку. Она привлекает ваше внимание: на вашей ладони сверкает миниатюрное кружево. Вы не можете оторвать глаз от него. Какие удивительные узоры! Но вот снежинка вздрагивает, и ее хрупкие иголочки ломаются. На ваших глазах она тает и умирает. Ее больше нет. Снежинка, прилетевшая из бесконечного пространства и опустившаяся вам на ладонь, где она сверкала, трепетала, таяла и умирала, — это вы. Где бы ни узрели вы жизнь, вы видите себя!
 
Что есть познание, как самое научное, так и самое бесхитрост­ное? Это — благоговение перед жизнью, перед непостижимым, с которым мы соприкасаемся во вселенной. Это непостижимое внешне отлично от нас, но внутренне, по сути, подобно нам, пугающе сходное и близкое. И здесь снимается отчуждение между нами и другими живыми существами.
Благоговение перед бесконечностью жизни — это снятие отчуждения, это сопереживание и сострадание. В своей основе итог познания есть то же самое, чего требует от нас заповедь любви. Сердце и разум находятся в согласии между собой, когда мы хотим и отваживаемся быть исследователями, когда мы взыскуем глубин!
 
Разум обнаруживает то, что соединяет любовь к Богу и любовь к людям: любовь ко всем творениям, благоговение перед бытием, сопереживание всему живому, независимо от того, в какой форме явлена жизнь.
 
Я не могу не благоговеть перед тем, что называют жизнью; я не могу не сочувствовать всему живому: это — начало и основание всякой нравственности. Если человек испытал это благоговение однажды, а потом ему довелось снова его испытать, — а такое переживание непременно повторится и повторится не раз, — то этот человек — нравственный. Его нравственность заключена в нем самом, и он никогда не утратит ее.
У того же, кто не испытал этого, есть всего лишь поверхностная нравственность, она не имеет основания в нем и не принадлежит ему, ее легко потерять. Ужасно сознавать, что все наше поколение имеет лишь поверхностную нравственность, которая не выдерживает серьезной проверки и разрушается. Веками человечество воспитывалось в духе поверх­ностной морали. Мы были грубы, невежественны и бессердечны и не сознавали этого. У нас не было критерия нравственности, ибо у нас не было благоговения перед жизнью.
Вы обязаны сопереживать всему живому и сохранять жизнь — вот величайшая заповедь в ее простейшей форме. Будучи выражена негативно, она гласит: "не убий”. Мы слишком легкомысленно относимся к этому запрету, когда бездумно срываем цветок, наступаем на насекомое, не ведая того, что ничто не проходит даром. Мы не обращаем внимания на страдания наших ближних, принося их в жертву конечным целям.
 
В последнее время много говорят о создании какой-то новой человеческой расы. Как это следует понимать? Только в одном смысле: создать новое человечество возможно лишь направляя людей к сохраняющей свою подлинную сущность и в то же время развивающейся нравственности. Но эта цель будет достигнута лишь тогда, когда люди преобразятся и из слепых сделаются зрячими и вникнут в смысл величайшей и в то же время самой простой заповеди благоговения перед жизнью. Эта заповедь больше, чем закон и пророки, в ней заключена вся нравственность жизни в ее глубочайшем и высочайшем смысле, и она служит источником постоянного обновления как для каждого в отдельности, так и для всего человечества в целом.

Гости

Сейчас 112 гостей и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте

Библейские цитаты

Top
We use cookies to improve our website. By continuing to use this website, you are giving consent to cookies being used. More details…