Он был удивительно мягкий и пушистый. Хотелось упасть в эту нежную перину и замереть. Через несколько минут белое покрывало спрятало бы тебя от всего мира. Но было нельзя. Мама крепко держала меня за руку, и я, несмотря на возраст, понимала, что она не столько держит, сколько держится сама. Отец обнял нас обеих на прощание и побежал к самолёту. По дороге он обернулся и крикнул что-то вроде: я обязательно вернусь. Мы стояли среди бесконечных сугробов и махали до тех пор, пока чёрная точка не растворилась в бескрайнем сером небе. Туда улетел наш папа, а оттуда на нас падали бесконечные белые пёрышки, и не было в ту минуту на свете женщин несчастней нас. Он вернулся.

Через полгода цинковый гроб стоял возле дома. На дворе было настоящее пекло. Я плохо помню похороны. В самую жару меня угораздило поймать ангину. Полу варёную меня подвели попрощаться, но я так до конца и не поняла, что там, за блестящей поверхностью лежит именно он.

И снова эти белые хлопья. Я стою над чёрной пропастью, куда только что спустили маленькую голубую коробочку. Она такая маленькая, что язык не поворачивается назвать её гробиком. Снег нежно обнимает меня за плечи, тяжёлыми  гроздьями свисает с волос и мне кажется, что время остановилось. Вокруг ничего нет, кроме качающейся молочной пелены и моего нескончаемого материнского горя. Скоро смёрзшиеся комья земли укроет этой волшебной шалью, а мне придётся брести по жизни дальше, не потому, что хочется, а потому, что так надо.Напротив окна моей палаты стоит огромный клён. Когда я увидела его в первый раз, он полыхал всеми красками, которые осень только смогла изобрести. Они исчезали вместе с моей надеждой. Теперь причудливо сплетённые ветви оделись в тёплый мех зимы.

Врач долго объясняет, какие странные процессы происходят внутри меня. Я послушно киваю и смотрю в окно.Путешествие подходит к концу. Скоро я встречу их всех. И только эти вечные пушинки, покачиваясь в танце, видят мою улыбку сквозь слёзы.